На смерть Нарышкина
Падущая с небес река!
Ток светлых, беспрерывных вод!
Чья всемогущая рука, ―
О время! ― о минувший год!
Твое теченье прекратила?
Какая мгла тебя сокрыла?
Где делись дни, часы твои?
Где разновидных дел струи?
Являло ль солнце красоту,
Блистало ль лаврами чело,
Когда побед на высоту
Всходил Алкид? ― И все прошло!
Уж не на верьх теперь Альпийский
Орел склоняет свой полет,
Но в дол, под сосны Боровицки: ―
Все вечности жерло пожрет.
Что было, ― то не придет вспять;
Проходит что, ― то вмиг пройдет;
Что будет впредь, ― не можно знать;
И вот Нарышкина уж нет!
Нет в доме сем храмоподобном,
Веселом, светлом, благовонном,
Где жизнь цвела, довольств полна;
Но плач и тьма и тишина.
Увы! ― вот тот зеленый дуб,
Вокруг кого на дерне тень,
Цветы и запах злачных куп
Граждан отвсюду в ясный день,
Как птиц, сзывали для витанья.
Где игры, шутки, резвость, смех
И дружества рукоплесканья
Звучали по следам утех.
Увы! ― вот тот чертог,
Где зодчества, убранства вкус
Вели всех зрителей в восторг
И где под сладким пеньем Муз
Козловскаго пленяли звуки;
Где ты гостей, простерши руки,
Без всяких сборов и сует,
За дружеский сажал обед.
Увы! вот тот изящный храм,
Где купольный, тьмозвездный свод
Осиявал из разных стран
Собравшийся к тебе народ;
Где ты угощевал Фелицу
И Лель своих во плясках жертв
В цветочную вязал пленицу,
Где ты ― ах! ― ты лежишь тут мертв.
Ты мертв! ― и все прошло? ― Нет жив,
Ты жив в сердцах твоих друзей.
Хотя печальный гроб, сокрыв,
Тебя, лишил их в жизни сей:
Но ласк твоих и угощений
Живут лучи в воображеньи,
Живешь в слезах блестящих их
Ты ввек. ― Се бисер чад твоих!
Придите, девы юны, нежны,
Три Грацьи, отрасли его!
И труп облобызав священный,
Оставленное от него
В приданство перло вы возьмите;
В нем клад блаженства вам сокрыт.
Глас добродушия внемлите;
Се дед из гроба говорит:
«Дела великия дивят,
Но зависть их вокруг шипит,
И добродетели темнят
Прекрасный часто страсти вид:
Но кто ни родом, ни богатством,
Ни знатным чином, а приятством
Себе почтенье заслужил,
Тот в жизни и по смерти мил».
Так, смертный! ― зиждет лишь отцов
Благословенье, чад их дом;
А матерьних проклятье слов
Преобращает все вверьх дном:
Не ставь слез сирых за игрушку,
Чужих стяжаний не желай;
Брось бедному в кошель полушку
И отвори себе тем рай.
Проходит наша жизнь, как миг;
Но видны и по нас следы
Дел наших, добрых или злых,
Как в море за кормой бразды.
Поставим же себе предметом,
Чтоб с сим разлука наша светом,
Как прямовидность средь садов,
Была наполнена цветов.