Видение Мурзы
На темно-голубом эфире
Златая плавала луна,
В серебряной своей порфире
Блистаючи с высот, она
Сквозь окна дом мой освещала,
И палевым своим лучем
Златые стекла рисовала
На лаковом полу моем.
Сон томною своей рукою
Мечты различны рассыпал;
Кропя забвения росою,
Моих домашних усыплял;
Вокруг вся область почивала,
Петрополь с башнями дремал,
Нева из урны чуть мелькала,
Чуть Бельт в брегах своих сверкал;
Природа, в тишину глубоку
И в крепком погруженна сне,
Мертва казалась слуху, оку,
На высоте и в глубине;
Лишь веяли одни зефиры,
Прохладу чувствам принося.
Я нй спал, ― и со звоном лиры
Мой тихий голос соглася,
Блажен, ― воспел я, ― кто доволен
В сем свете жребием своим,
Обилен, здрав, покоен, волен
И счастлив лишь собой самим;
Кто сердце чисто, совесть праву
И твердый нрав хранит в свой век
И всю свою в том ставит славу,
Что он лишь добрый человек;
Что карлой он и великаном,
И дивом света не рожден,
И что не создан истуканом
И оных чтить не принужден;
Что все сего блаженства мира
Находит он в семье своей;
Что нежная его Пленира
И верных несколько друзей
С ним могут в час уединенный
Делить и скуку и труды! ―
Блажен и тот, кому Царевны
Какой бы ни было орды,
Из теремов своих янтарных
И сребророзовых светлиц,
Как будто из улусов дальных,
Украдкой от придворных лиц,
За росказни, за растабары,
За вирши, иль за что-нибудь
Исподтишка драгие дары
И в досканцах червонцы шлют;
Блажен! ― Но с речью сей незапно
Мое все зданье потряслось,
Раздвиглись стены, и стократно
Ярчее молний пролилось
Сиянье вкруг меня небесно;
Сокрылась, побледнев, луна.
Виденье я узрел чудесно:
Сошла со облаков жена, ―
Сошла ― и жрицей очутилась,
Или Богиней предо мной.
Одежда белая струилась
На ней серебряной волной;
Градская на главе корона,
Сиял на персях пояс злат;
Из черно-огненна виссона,
Подобный радуге, наряд
С плеча десного полосою
Висел на левую бедру;
Простертой на олтарь рукою
На жертвенном она жару,
Сжигая маки благовонны,
Служила вышню Божеству.
Орел полунощный, огромный,
Сопутник молний торжеству,
Геройской провозвестник славы,
Сидя пред ней на груде книг,
Священны блюл ее уставы;
Потухший гром в когтях своих
И лавр с оливными ветьвями
Держал, как будто бы уснув.
Сафиро-светлыми очами,
Как в гневе, иль в жару, блеснув,
Богиня на меня воззрела. ―
Пребудет образ ввек во мне,
Она который впечатлела! ―
«Мурза! она вещала мне:
Ты быть себя счастливым чаешь,
Когда по дням и по ночам
На лире ты своей играешь
И песни лишь поешь Царям.
Вострепещи, Мурза несчастный!
И страшны истины внемли,
Которым стихотворцы страстны
Едва ли верят на земли;
Одно к тебе лишь доброхотство
Мне их открыть велит. ― Когда
Поэзия не сумасбродство,
Но вышний дар Богов: ― тогда
Сей дар Богов лишь к чести
И к поученью их путей
Быть должен обращен, не к лести
И тленной похвале людей.
Владыки света люди те же,
В них страсти, хоть на них венцы;
Яд лести их вредит не реже:
А где поэты не льстецы?
И ты Сирен поющих грому,
В вред добродетели, не строй;
Благотворителю прямому
В хвале нет нужды никакой. ―
Хранящий муж честные нравы,
Творяй свой долг, свои дела,
Царю приносит больше славы,
Чем всех пиитов похвала. ―
Оставь нектаром наполненну
Опасну чашу, где скрыт яд». ―
Кого я зрю столь дерзновенну,
И чьи уста меня разят?
Кто ты? ― Богиня, или жрица?
Мечту стоящу я спросил. ―
Она рекла мне: ― «Я Фелица»,
Рекла, ― и светлый облак скрыл
От глаз моих ненасыщенных
Божественны ее черты;
Курение мастик бесценных
Мой дом и место то цветы
Покрыли, где она явилась.
Мой Бог, мой Ангел во плоти!….
Душа моя за ней стремилась;
Но я за ней не мог идти,
Подобно громом оглушенный,
Бесчувствен я, безгласен был.
Но, током слезным орошенный,
Пришел в себя и возгласил:
Возможно ль, кроткая Царевна!
И ты к Мурзе чтоб своему
Была сурова столь и гневна,
И стрелы к сердцу моему
И ты, и ты чтобы бросала,
И пламени души моей
К себе и ты не одобряла?
Довольно без тебя людей,
Довольно без тебя Поэту
За кажду мысль, за каждый стих,
Ответствовать лихому свету
И от сатир щититься злых!
Довольно золотых кумиров,
Без чувств мои что песни чли;
Довольно Кадиев, Факиров,
Которы в зависти сочли
Тебе их неприличной лестью;
Довольно нажил я врагов!
Иной отнес себе к бесчестью,
Что не дерут его усов;
Иному показалось больно,
Что он наседкой не сидит;
Иному ― очень своевольно
С Тобой Мурза Твой говорит;
Иной вменял мне в преступленье,
Что я посланницей небес
Тебя быть мыслил в восхищенье
И лил в восторге токи слез.
И словом: тот хотел арбуза,
А тот соленых огурцов:
Но пусть им здесь докажет муза,
Что я не из числа льстецов;
Что сердца моего товаров
За деньги я не продаю,
И что не из чужих анбаров
Тебе наряды я крою;
Но, венценосна добродетель!
Не лесть я пел и не мечты,
А то, чему весь мир свидетель;
Твои дела суть красоты. ―
Я пел, пою и петь их буду,
И в шутках правду возвещу;
Татарски песни из-под спуду,
Как луч, потомству сообщу;
Как солнце, как луну, поставлю
Твой образ будущим векам;
Превознесу Тебя, прославлю;
Тобой бессмертен буду сам.
1783― 1784 (?)