К друзьям моим
Свершилось. Расторгаю узы,
В которых я всяк час стенал
И вас, друзья, и вас, о музы,
Моим забвеньем огорчал.
Теперь любовь я проклинаю,
К тебе, о дружба, прибегаю,
Возьми меня под свой покров,
Возвысь мою упадшу душу.
Уж я с тобой союз не рушу,
Бегу, страшусь любви оков…
Но что я говорю, гонимый злой судьбою!
Ах! трудно властвовать собою
И в недрах горестей спокойный вид казать!
Вотще стараюсь я печаль мою скрывать,
Вотще стараюся забыть предмет любезный.
О нежно дружество! Взирай на рок мой слезный,
Зри слабости мои, стыди, пренебрегай,
Вини меня, но знай,
Что я и днесь к тебе душой благоговею,
Боготворю тебя, лишь силы не имею
Твоим советам подражать,
Чтоб страсть рассудком отражать.
Так, признаюся в том, вотще твой глас священный
Гремит в душе моей, страстям порабощенной.
Уж поздно днесь меня из бездны зол извлечь,
Коль не умела ты вначале их пресечь.
Какое мне теперь подашь ты утешенье!
Бесплодно сожаленье? умножишь тем мученье!
Итак, оставь меня с моею слепотой,
Не исторгай из сердца жала
И не срывай с глаз покрывала,
Пускай, прельщаяся мечтой,
Игрою буду сильной страсти,
Пусть буду жертвою ее тиранской власти.
Она мучительна, но я, привыкши к ней,
И слезы иногда утехой чту моей.
Играйте ж, властвуйте, о страсти! надо мною,
Дождусь, дождусь и я ведущих дней к покою
Минут, в которые рассудка строгий глас
Из пагубного сна любви изводит нас
И светозарными лучами
Рассеет мрак мечтаний пред очами.
И вкус, и склонности ― всё с временем летит.
Дождусь, что и мои страданья прекратит,
Когда, отря потоки слезны,
Облобызаю вас, друзья мои любезны,
И сердце, изменивше вам,
До гроба в вашу власть предам.
Первая половина 1790-х годов (?)