СЫН ПОЛКА
(Рассказ солдата)
В весеннюю пору дорогой большой
Солдатик поспешно шагает,
Пред ним, на пригорке, в ограде простой
Храм божий крестами блистает.
Он входит в село; у ворот мужичок
Стоит, ему кланяясь низко: ―
Здорово, служивый! Небось, землячок,
Итти-то осталось не близко?
Небось, притомился? Присядь-ка со мной
Вот здесь, на завалинку, что ли?
Не то войди в избу, отведай, родной,
Ты нашего хлеба и соли.
― За хлеб-соль спасибо! Дай лучше кваску
Попить иль водицы холодной, ―
Промолвил солдат и присел к уголку,
Снимая с плеч ранец походный.
Мужик принес квасу и встал в стороне,
Спросивши пытливо солдата: ―
Скажи же, родимый, в какой стороне
Стояли за нашего брата?
― На турку ходили, ― солдат отвечал.
― Так вот как?! и с туркой сражался,
Немало, небось, их и сам пострелял?
Вот страху-то, чай, понабрался,
Когда над тобою то пуля, то вдруг
Обдаст тебя этак картечью?
В груди-то, небось, занимается дух
За всякую жизнь человечью?
― Да, страшно бывает, но только впервой,
Потом ничего, ― обойдется.
Лишь слышишь оружия звон и пальбой
Как воздух кругом обдается;
А стоны людские, увечных в крови
Не слышит солдатское ухо,
И в сердце в ту пору нет места любви,
Оно безучастно и глухо.
На то и солдат, чтоб себя не щадить
И в руки живым не отдаться:
Прикажет начальство, примерно, палить ―
Пали, и нельзя отказаться-.
Не то тебя, братец, сейчас самого
На месте приколют штыками.
Так лучше врага хоть убить одного
Иль лечь пораженным врагами.
Зато и награда бывает тебе,
Когда ты отчаянно бьешься,
И, если угодно счастливой судьбе,
В деревню с медалью вернешься.
Я помню, когда мы Дунай перешли
И как приближалися к Плевне,
То наш батальон отдохнуть привели
К богатой турецкой деревне.
И только что стали мы, братец, входить,
Как взвизгнули пули над нами,
Зато и пришлось нам ее запалить,
А жителей встретить штыками.
Один мой земляк в эту пору упал,
Свинцового пулей пробитый,
А рядом с ним турок над сыном стонал,
Горячею кровью облитый,
Да малые дети своих матерей
Средь груды развалин искали.
Признаться, мы этих забытых детей
Немало в ту пору забрали.
И был у нас, братец ты мой, енерал,
Все знали его, как «ероя»,
Он часто, бывало, малюток спасал
Средь самого жаркого боя…
Однажды мы брали какой-то редут,
Вдруг мальчик меж нами явился,
И наш енерал в эту пору, как тут,
На белом коне очутился;
Велел он малютку тогда же мне взять
И вынесть из поля сраженья…
Ребенок лопочет, да только понять
Его я не мог выраженья,
То жалобно будто кого-то зовет
И черной головкой мотает,
То так-то ли горько, пострел, заревет,
Что просто за душу хватает.
И что же ведь, братец мой, после привык
К полку и к его офицерам,
И, славит природный, наш русский язык
Он понял отличным манером.
Рассказывать стал о деревне своей,
И как его мать потеряла,
Когда она, в страхе, от русских людей
С ним вместе куда-то бежала,
Как долго турчонок был жизни не рад,
Когда одинокий скитался,
Пока не наткнулся на русский отряд
И «сыном полка» не остался…
Окончилась с туркой война, енерал
Взял в Питер с собой и турчонка,
И там, слышь, его, говорят, воспитал
Заместо родного барчонка.
Однако же полно мне лясы точить,
Не время ль и в путь отправляться?
На срок отпустили, так надо спешить
Скорее с семьей повидаться.
Чай, ждет не дождется родимая мать,
Отец и жена молодая. ―
И снова пошел наш служивый шагать
В сторонку знакомого края.
1879 [18 июля. Малая Вишера]