Где солнце, как желток, белы потемки,
Изюм и трехсвятительская мгла,
Где женщины, как розовые семги
Средь бакалеи, кажут мертвый глаз,
Где важен чад великих чаепитий,
Отрыгнутый архимандритом лук,
И славы доморощенный ревнитель
Воротит скулы православных слуг,
Где приторна малиновая Пасха,
Славянских дев как сукровица кровь ―
Чернея, хлынула горячая закваска ―
Всей баснословной Африки любовь.
Ему пришлось воспеть удельных хамов,
Ранжир любви и местничество вер,
Средь сплетен, евнухов ― смущенный мамонт
Закончил дни, и был он «камергер».
Он пел снега, но голос крови гулок,
И услыхав повозки скрип простой,
Он выплеснул ночное «Мариула»
И захлебнулся этой долготой.
Я чую теплый бакен, слышу выстрел,
Во мне растет такой же смутный гул,
И плещут в небе дикие мониста ―
Щемящие глаза падучих Мариул.