Не думал я, что даже уксус лаком,
Когда горчит душа и медлит меч,
Что можно в тридцать лет учиться плакать,
Ворочая огромной глыбой плеч.
Да, любят все! Но мать осенней ночью
Ушла. И мудрый посрамлен Судья:
Они отвешивают эти клочья,
И что им, если плакало дитя?
Я утаю утробное волненье,
Мохнатые горячие слова.
Когда замрет подводное кишенье,
Коралловые встанут острова.
Всеобщая юдоль! И дикий Лирник
Не слышал ли ночные голоса,
Когда влетела в гневную кумирню
Дантесова прохладная оса?
Мне дали пару глаз, и жар, и губы,
И я любил, как любят на земле ―
Целуя тела розовые срубы,
Я никогда не думал о весле.
На теплом коврике ― босые ноги
И что ― стихов забытые красы? ―
От этих ног и до пустой берлоги
Немного человеческой росы.