Эренбург И. Г.
«Пали листья желтые каштанов…»

Пали листья желтые каштанов,
Глубже нетревожный небосклон.
И под звуки золотых тимпанов
Близится осенний Рошешон.
В склады Симеона из долины
Свезены созревшие хлеба;
Собирают сочные маслины
Двадцать два выносливых раба.
На пиры торжественного брака
Симеон гостей к себе зовет:
За соседа, юного Исака,
Дочь последнюю он выдает.
В защищенных от лучей повозках
Гости съехались из сел и городов.
Далеко на пыльных перекрестках
Слышен рев привязанных волов.
Девять дней с утра и до заката
Проливалось крепкое вино,
Точно сок созревшего граната,
По рукам струилося оно.
На десятый день вина не стало.
Гости задремали у маслин,
И покрытый влагой пенно-алой
Не звенел оставленный кувшин.
И напрасно Симеон упрямый
Падал ниц, взывая в тишине,
Бога Исаака, Авраама
Он молил о сладостном вине.
И напрасно пришлый из Эллады
Жрец большого петуха убил,
И, свершая долгие обряды,
Диониса о вине просил.
Вечером, откуда неизвестно,
По соседним проходя путям,
Отрок, видом светлый и чудесный,
Подошел к пирующим гостям.
Зачерпнул он из колодца воды,
И войдя в молитвенный шалаш,
Молодой, безусый, безбородый,
Вынул девять освященных чаш.
И святое совершилось чудо ―
Брызнула багровая струя.
Он сказал им: «Пейте из сосуда,
Пейте, люди, это кровь моя!»
Гости недоверчиво взирали
На пришельца ― юного Христа,
Но невольно к чашам прижимали
Жадные и знойные уста.
Только Эллин, пришлый чужестранец,
Чашу винную к груди прижал,
Танцевал какой-то дикий танец
И языческого бога звал.
Но Христос, предчувствием объятый,
Вскинул пальцы холодевших рук:
Он предвидел и удар Пилата,
И горячий, обагренный луг.
Поглядев отверженно и строго,
Он ушел туда ― в Иерусалим,
И не понял греческого бога,
Жрец которого плясал пред ним.