Скрипки, сливки, книжки, дни, недели.
Напишу еще стишок ― зачем?
Что это ― тяжелое похмелье
Или непроветренный Эдем?
У Вердена лимонад в киосках.
Выше ― тщательная синева.
Остается, прохладившись просто,
Говорить хорошие слова.
Время креповую сажу счистит ―
Ведь ему к тому не привыкать.
Пусть займется остальным статистик,
А поэту должно воспевать.
Да, моя страна не знала меры,
Скарб столетий на костер снесла.
И обугленные нововеры
Не дают уюта и тепла.
Да, конечно, радиатор лучше!
Что же, Эренбург, попав в Париж,
Это щедрое благополучье
В холеные оды претвори.
Но язык России дик и скорбен,
И не русский станет славить днесь
Победителя, что мчится в «форде»
Привкус смерти трюфелем заесть.
Впрочем, всё это различье вкусов,
И невежливо его просить,
Выпив чай, к тому ж еще вприкуску,
На костре себя слегка спалить.
Июль 1921
Ля Панн