Каменотес
Японская сказка
В Японии, под небом раскаленным,
Трудился день и ночь в каменоломне
Каменотес; он старился в работе,
А ни богатств, ни почести, ни славы
Не наживал тяжелыми трудами.
И много раз в безмолвном мраке ночи,
В часы бессонниц он мечтал о счастье
И много раз завидовал богатству,
Когда ему случайно доводилось
Кортеж вельможи знатного увидеть.
Как он хотел возлечь бы горделиво
На затканные золотом носилки,
Под яркий пурпур зонтиков широких!
И тайно он молился небесам…
И небеса услышали молитву:
И раз, уснув простым каменотесом,
Проснулся он властительным царем.
Его рабы душистыми вода́ми
Опрыскали и легким опахалом
С его лица докучных мух согнали
И, возложив на пышные носилки,
По городу смиренно понесли.
Был душный день. Палило зноем солнце,
Деревья никли пыльною листвой;
От каменных строений, как от печки,
Тепло струилось; гладь реки зеркальной
Расплавленным сверкала серебром;
Пыль золотя, слепило очи солнце,
Недвижным блеском в воздухе разлившись.
Уже семь суток не было дождя;
Уже семь суток солнце так палило!
Напрасно царь из звонкого кувшина
Прохладным зельем смачивал гортань;
Его рабы напрасно помавали
Над головой венчанной веерами
Зеленых пальм, ― царя томило солнце
И жгло гортань и ослепляло взор.
Он солнцу стал завидовать и думал:
«Как хорошо бы на́ небе далеком,
В безбрежном море синего эфира
Бросать лучи и быть непобедимым!
О небеса, зачем я не светило!»
И небеса услышали молитву…
И раз, уснув царем под балдахином
Резного ложа, поутру вставал он
В мерцании багровом на востоке
Средь сонма звезд, бледнеющих пред ним.
Он солнцем стал, и от его дыханья
Лилось тепло, лучами исходя;
И взор его блистающий и жгучий
Проникнул в рощи сквозь густые кедры,
Затрепетал на зыби океана
И сжег пески безжизненных пустынь.
Он из зерна пшеницы вывел колос,
Из желудя ― величественный дуб,
Душистым соком брызнул в ананасы
И отвердил кокосовый орех.
Но вот однажды воздух, утомившись
Тяжелым зноем, стал сбирать от моря
И от озер, разлившихся широко,
Прохладный пар, и быстро беглый ветер
Сгустил пары в седые облака;
И облака сплотились грозно в тучи,
Диск солнечный скрывая от людей.
И не могло пробить лучами солнце
Воздушную броню тяжелой тучи
И с горькою воскликнуло досадой:
«Бессильно я пред тучею бродячей!
О небеса, зачем я только солнце, ―
Не лучше ль быть властительницей-тучей!»
И небеса услышали молитву…
И раз, зашедши алою зарею,
Наутро солнце разлилося в тучу.
Как черное руно овцы гигантской,
Седая туча двигалась по небу
И ткала тени в воздухе сгущенном,
И двигала сердито главы пальм.
И вот она нахмурилась ужасней:
В ее волнистых змеевидных складках
Сверкнул язык мигающей стрелы, ―
Так блещет взор из-под ресницы грозной…
И грянул гром, и звучно град запрядал,
Клоня колосья рисовых полей.
Взметнулась пыль по вспыхнувшей пустыне,
Надулися зоба челнов крылатых,
Запенилися воды океана;
И стаей львов серебряных с рычаньем
Они ползли к задумчивой скале,
Которая спокойно возвышалась
У берегов разъя́ренного моря,
Как бы смеясь над бешенством волны.
И вспыхнула суровее стихия,
Увидя мир скалы непобедимый,
И, как котел, огнями разогретый,
Метнулись волны злые океана
И на скалу с размаху набежали,
Но не могли слизнуть они скалу.
И, в бешенстве раскатываясь громом,
Сказала туча в зависти дрожащей:
«О небеса!
зачем я не скала!»
И небеса услышали молитву…
Медлительно умчавшаяся туча
Проснулася гранитною скалою.
И вот скала, в оцепененьи смутном
Вперивши взор на землю и на небо,
Заметила, что у ее подножья
И день и ночь какое-то созданье,
Едва-едва заметное вершине,
Стучит тяжелым молотом, как будто
Добиться слова хочет у гранита.
И чувствует скала, что с каждым годом
Она худеет, что гранит подножья
Болит от ран, что с каждым днем слышнее
И тяжелей удары молотка.
И думает скала в оцепененьи:
«О небеса, зачем я прозябаю!
И, чувствуя у ног своих тяжелых
Ужасного врага, я не могу
Ему ответить местью роковою!
Меня не в силах сокрушить прибой;
Могучих волн не в силах уязвить
Живучие и злые крокодилы,
Лизавшие гранит моей подошвы;
И коршуны, воздушные тираны,
Не в силах грудь мне расклевать, а это
Ничтожное и злое существо
Меня с годами силится разрушить…
О небеса, зачем я не оно!»
И небеса услышали молитву…
Проснулася скала ― каменотесом
В убогом шалаше на жестком ложе.
Лучи зари приветно проникали
Сквозь желтую солому ветхой кровли,
И вспомнил всё седой каменотес.
Он вспомнил дни, когда он, недовольный,
Завидовал могуществу и славе.
Как был царем, и тучею, и солнцем,
Как, наконец, дремал скалой недвижной
И как опять он стал каменотесом.
И, вспомнив всё, он труд благословил;
И, молот взяв в мозолистые руки,
Промолвил он с задумчивой улыбкой:
«У каждого могущество свое!»
Июль―ноябрь 1885