На этой страшной высоте,
где прерывается дыханье,
мы не поем, и только те,
кто может, говорят стихами…
Ведь больше вынести нельзя
ни одиночества, ни стужи,
зачем же этот голос нужен,
во тьме ведущий, как стезя?
И сквозь туманы и дожди ―
все беспощаднее и гуще,
чуть слышный, но еще живущий,
еще твердящий впереди,
что на земле пощады нет,
что в небе ты давно услышан,
о том, что выше будет свет,
что хватит сил подняться выше…
1936―1937
где прерывается дыханье,
мы не поем, и только те,
кто может, говорят стихами…
Ведь больше вынести нельзя
ни одиночества, ни стужи,
зачем же этот голос нужен,
во тьме ведущий, как стезя?
И сквозь туманы и дожди ―
все беспощаднее и гуще,
чуть слышный, но еще живущий,
еще твердящий впереди,
что на земле пощады нет,
что в небе ты давно услышан,
о том, что выше будет свет,
что хватит сил подняться выше…
1936―1937