Погружение, круженье
в той пучине бессловесной,
где отказывает зренье,
слух смолкает бесполезный.
Отряханье праха с пуха,
отрицанье отрицанья,
внешний мир ― как оплеуха
на щеке, когда лица нет.
Когда нет лица, ни ока,
ни упрямящейся плоти,
когда тайна только срока
ждет, застыв на повороте.
Тайна хвороста и хвори,
тайна возраста и взора,
тайна ветра, волн и воли,
прославленья и позора.
И, обнявшись с этой тайной,
чая, что настанут сроки,
ты, душа, ― как гость случайный
в этом доме, в этом доке.
В этом досуществованьи
не спалить в печи поленья,
как не рассказать словами
таинство Пресуществленья.