Поэты стали вовсе не поэты:
ни бледности, ни путаных волос,
кепчонка ординарная надета,
во рту ― зловредный запах папирос,
да плешь на голове снимает площадь,
да зрение ― с изъяном, под пенсне…
Ну, хочется испробовать на ощупь
стихи его!
Такой ― и о весне?!
… Идёт поэт и жалуется: «Сыро…»
А где-нибудь у грязного ларька
его сочтут за скучного кассира ―
и вовсе не сочтут за чудака!
ни бледности, ни путаных волос,
кепчонка ординарная надета,
во рту ― зловредный запах папирос,
да плешь на голове снимает площадь,
да зрение ― с изъяном, под пенсне…
Ну, хочется испробовать на ощупь
стихи его!
Такой ― и о весне?!
… Идёт поэт и жалуется: «Сыро…»
А где-нибудь у грязного ларька
его сочтут за скучного кассира ―
и вовсе не сочтут за чудака!
