Губанов Л. Г.
Болдино

Болдино,
До обалденья можно в Болдино,
Когда ты листьями разболтана,
Когда распутицею болен я.
А осень снова хочет в избранное,
Переменив размер и почерк,
Где крыты матом наши избоньки
И баб заплаканные очи.
Свеча, встречай меня… сличай
С тем старичком дорожной станции
Который завтра, может статься,
Меня и с прозой повенчает.
И чашка чая, как в Твери.
И белые березы крестятся,
И у меня, как с Натали,
Промчались три медовых месяца.
Гостили радостно, подолгу
Слова досады и любви,
Я музам задирал подолы,
Я самокруточки курил.
И, слов на ветер не бросая,
У белоснежного пера
Я тосковал ― тоска босая
Меня к бессмертию вела.
Потом от бабы отлучила,
Все поджидала, все подглядывала
И уходить нас научила
По первым строчкам, первым грядкам.
Как я познал ее, с тех пор
Мне снилось ночью красно-черной,
Как умирал в снегу топор,
Познавший шею Пугачева,
Как шли селенья батраков,
Крича печально-обреченно:
«А Пугачев-то был таков,
А ты не видел Пугачева».
Он жив, он носит эполеты,
И скоро, скоро наяву
Листовкою «На смерть поэта»
Заложит новый свой триумф.
И после нас, да Саши после
Он встретит тот же пистолет
И скажет: «Здравствуй, как ты поздно,
Как ты, бедняжка, постарел!»
Я просыпаюсь… поздно, пусто,
Я на бумаги облокачиваюсь.
Петля холеры над искусством
Нулем взволнованно покачивает.
Aн не возьмет, свой нос не сунет,
Ведь я сестру ее рисую.
Чума, чумой воняет свет,
Чумою пахнут чемоданы,
Когда вывозит осень данью
Чумазый и чумной поэт.
Деревня ныла и хирела.
О, до свидания, холера.
О, до свиданья, бабы Болдина.
О, вспоминайте Сашу Пушкина,
Пока… измена слова пройдена,
Грехи отпущены!