Мир праху твоему, печаль, ― и в том
Клянусь твоим единственным перстом,
Отрезанным, как хлебный черствый ломоть.
И вам меня, увы! увы! увы! ―
Ни в море, ни в объятиях травы
Уж не настичь, не укусить как локоть.
Шалуньей ты захваленной была,
Румяна, да скора, да белобока,
Но свел я вас, остались два крыла,
Которые я зашвырнул высоко.
И вот засим! Собравши хворост чувств,
Которые я наломал в опале,
Я в свой камин бросаю эту сушь,
Чтобы они как в детстве запылали.
Чтоб был я свеж как ветер и румян
Как та заря, что ходит стороною
И глухарем садится за бурьян
У егерей дремучих за спиною.
Чтоб был влюблен, как солнце, в небосклон,
Испытывая прелесть постоянства,
И слезы лил как дождь, гремел как гром,
Ошпаренный подвохами гражданства.
Как у скалы, соль не сходила б с губ,
Ну а в груди ― весь век плескалось море,
Чтоб был я в зле неисправимо скуп,
И щедр как дети, испытавши горе!
Чтобы мою хладеющую кровь
Бессмертной тризной согревала радость,
И как святой водой умытый вновь,
Познал Христа смирение и храбрость.
О, ты! Людской и непокорный род,
Печаль и грусть, увядшая на ликах,
Я вижу, вижу твой слепой уход
От вешних зорь и лебединых кликов.
Мертвей пергамента, по городам
Гоняет ветер вас, сухие тени,
А я пред незабудкой, как Адам,
Готов склонить холодные колени.
Я вырос нынче из звериных шкур,
Трещат по швам пещерные повадки,
И в сердце, как в соборе, ― сочный гул
Глагола, разминающего складки!
Сто лет протянет этот богатырь,
Кому-то горек, а кому-то сладок,
Он вашу жизнь, как пыльную Псалтырь,
Отмоет кровью и засадит садом!
Мир праху твоему, моя печаль!
Да здравствует любовь по милосердью!
И золотая рыбка у плеча,
И каждое желанье по поверью!..
12 сентября 1978
Клянусь твоим единственным перстом,
Отрезанным, как хлебный черствый ломоть.
И вам меня, увы! увы! увы! ―
Ни в море, ни в объятиях травы
Уж не настичь, не укусить как локоть.
Шалуньей ты захваленной была,
Румяна, да скора, да белобока,
Но свел я вас, остались два крыла,
Которые я зашвырнул высоко.
И вот засим! Собравши хворост чувств,
Которые я наломал в опале,
Я в свой камин бросаю эту сушь,
Чтобы они как в детстве запылали.
Чтоб был я свеж как ветер и румян
Как та заря, что ходит стороною
И глухарем садится за бурьян
У егерей дремучих за спиною.
Чтоб был влюблен, как солнце, в небосклон,
Испытывая прелесть постоянства,
И слезы лил как дождь, гремел как гром,
Ошпаренный подвохами гражданства.
Как у скалы, соль не сходила б с губ,
Ну а в груди ― весь век плескалось море,
Чтоб был я в зле неисправимо скуп,
И щедр как дети, испытавши горе!
Чтобы мою хладеющую кровь
Бессмертной тризной согревала радость,
И как святой водой умытый вновь,
Познал Христа смирение и храбрость.
О, ты! Людской и непокорный род,
Печаль и грусть, увядшая на ликах,
Я вижу, вижу твой слепой уход
От вешних зорь и лебединых кликов.
Мертвей пергамента, по городам
Гоняет ветер вас, сухие тени,
А я пред незабудкой, как Адам,
Готов склонить холодные колени.
Я вырос нынче из звериных шкур,
Трещат по швам пещерные повадки,
И в сердце, как в соборе, ― сочный гул
Глагола, разминающего складки!
Сто лет протянет этот богатырь,
Кому-то горек, а кому-то сладок,
Он вашу жизнь, как пыльную Псалтырь,
Отмоет кровью и засадит садом!
Мир праху твоему, моя печаль!
Да здравствует любовь по милосердью!
И золотая рыбка у плеча,
И каждое желанье по поверью!..
12 сентября 1978
