Твой глас, в веках окаменевший,
твой хрип, твой храп ― на онемевших,
изрезанный впотьмах кромешных,
как ноздри Красного коня
с Петрова-Водкина огня!
Твой глаз, как белки погоревшей, ―
орех, раскованно созревший.
Ты ― певший спешившийся леший.
А искры, искорки все реже.
Все режет, спать мне не дает ―
Тот черный человек ― и колет.
О, войско Игоря в игорном
и фишки белые, как снег.
Горячка. Ну а ты ― гордячка.
И конопатая полячка!
Тебя не вижу я, хриплю.
Я девку рыжую люблю.
Креплю ее вантами к мачте.
Ах, вы на почте, мама, плачьте!..
Я угораздил… У-г-о-р-а… а…
Лежу; как голая скала.
А сердце лодкой разобьется.
Вдруг врежется в мое ребро.
Она впотьмах не разберется.
А небо, небо ― отвернется.
Не говоря уже и про…
чии ― такая мелочь,
Вот затушевывают мелом
кровь, забинтовывают целым.
О, вечно буду я в цене!
А на виски идет цемент…
Смотрите, я еще мычу!
Я глоткою вас взять хочу,
как это было там ― в начале.
― Эй, вы!.. ― Кричу я палачу,
мешочнику и стукачу.
― Эй, вы! ― фугбольному мячу,
ракетке и рапире в зале.
Но пот сбегает по плечам,
как от кадила ― янычар,
Я чую, чую эту гостью,
и смерть ― холодная на вкус.
Я не о «вкусе», кто не трус,
в грудь ледяные бьет уж гвозди.
Спасите!.. Я вам пил и пел.
А пот сейчас крошусь, как мел.
Спасите!..
Двух стаканов недоглядел,
Порезался. О, те, кто смел,
Спасите!..
Терзался я, рубашку рвал.
Удары сердца, словно вал
девятый.
А мне ― сорок второй пошел.
Да, я в аптеку не зашел.
Был мятый!
Спасите! ―
долго я кричу.
Врача, врача!.. Потом свечу
зажгите.
Глаза разбитые болят.
Друзья убитые стоят.
Спасите!..
Р S. Не докричался я до вас.
Пришлось закрыть мне пару глаз.
Примите! ―
Вот первый шаг в бессмертье ― раз!..
Вот шаг второй… (Глас)
И третий ― Нас ―
Спасите!..
14 ― 15 августа 1980
твой хрип, твой храп ― на онемевших,
изрезанный впотьмах кромешных,
как ноздри Красного коня
с Петрова-Водкина огня!
Твой глаз, как белки погоревшей, ―
орех, раскованно созревший.
Ты ― певший спешившийся леший.
А искры, искорки все реже.
Все режет, спать мне не дает ―
Тот черный человек ― и колет.
О, войско Игоря в игорном
и фишки белые, как снег.
Горячка. Ну а ты ― гордячка.
И конопатая полячка!
Тебя не вижу я, хриплю.
Я девку рыжую люблю.
Креплю ее вантами к мачте.
Ах, вы на почте, мама, плачьте!..
Я угораздил… У-г-о-р-а… а…
Лежу; как голая скала.
А сердце лодкой разобьется.
Вдруг врежется в мое ребро.
Она впотьмах не разберется.
А небо, небо ― отвернется.
Не говоря уже и про…
чии ― такая мелочь,
Вот затушевывают мелом
кровь, забинтовывают целым.
О, вечно буду я в цене!
А на виски идет цемент…
Смотрите, я еще мычу!
Я глоткою вас взять хочу,
как это было там ― в начале.
― Эй, вы!.. ― Кричу я палачу,
мешочнику и стукачу.
― Эй, вы! ― фугбольному мячу,
ракетке и рапире в зале.
Но пот сбегает по плечам,
как от кадила ― янычар,
Я чую, чую эту гостью,
и смерть ― холодная на вкус.
Я не о «вкусе», кто не трус,
в грудь ледяные бьет уж гвозди.
Спасите!.. Я вам пил и пел.
А пот сейчас крошусь, как мел.
Спасите!..
Двух стаканов недоглядел,
Порезался. О, те, кто смел,
Спасите!..
Терзался я, рубашку рвал.
Удары сердца, словно вал
девятый.
А мне ― сорок второй пошел.
Да, я в аптеку не зашел.
Был мятый!
Спасите! ―
долго я кричу.
Врача, врача!.. Потом свечу
зажгите.
Глаза разбитые болят.
Друзья убитые стоят.
Спасите!..
Р S. Не докричался я до вас.
Пришлось закрыть мне пару глаз.
Примите! ―
Вот первый шаг в бессмертье ― раз!..
Вот шаг второй… (Глас)
И третий ― Нас ―
Спасите!..
14 ― 15 августа 1980
