ВОСПОМИНАНИЕ О СВОИХ ПРОШЛЫХ ПОХОРОНАХ
Могила. Значит, козыри ― черви,
а вся масть на руках наследников.
Не свалять бы дурачка… через?..
О, как не светит кровь, как не светит.
Боже, Боже, намело старух, а бабочки вокруг: чьи вы,
милые, чьи ― пестрые?
Широколицые, как чаевые,
и счастливые, как полуостров.
Я оставил вам шикарные фрески,
вы по мне оставили роскошную память.
Но помните одно, что Павел Флоренский
погиб так же, как император Павел.
Гробовщик давно отвалил в сдачу,
как же, как же, как же так я прошлялся?
Это пахнет вареньем с моей дачи
и внезапно испуганно забытой шляпой.
Четыре короля с лопатами,
как яблоки в грозу, попадали.
А чья-то девочка нервно целует
мои бронзовые руки,
отряхаясь, цветы прикидывает.
На глазах у народа потаскухи-тучи
откладывают деньги на панихиду.
Кто-то уронит трость. / Ему скажут ― трус!
Сладкий, как одеколон, взойдет месяц.
На запястье прохрипит мой околевший пес-пульс.
Его ласкали две медсестры с Пресни.
Моя толпа будет смешно и нелепо выглядеть ―
как человек, который в море зашел в пальто…
Расходитесь, милые, расходитесь, разве обидели?
Господи! Поговорите потом.
Надо мною гордо откинется подсолнух.
Пацаны! Попробуйте на заре…
Ваши щеки, ваши щеки, дорогая, подсохнут,
как когда-то подсох декрет о земле.
Ты пойдешь пешком… нет, возьмешь извозчика,
кони будут медленно, как будто везут ядра.
Повернешься к мужу и скажешь: «Как вы меня изводите!», ―
а потом про себя: «Где бы взять яда?!»
А твои дети, твои дети по полу,
по Шопену шлепают, эх, навестили бы,
передай им привет, как Канту ― обморок,
скажи им, что умер я в Палестине.
Без меня, наверное, брови сочтутся.
Дам друзьям повод ― целый год пить водку.
Им, наверное, будут передавать сочувствия,
как овец ― уже сумасшедшему волку.
Ты придешь домой. На постель, в пыль
рухнешь, как балкон с третьего этажа.
Так прости за жизнь на глазах толпы,
как свиданье это, как этот шарф!..