ЗИМНЯЯ ПАСТОРАЛЬ
Ни веры, ни надежды, ни любви,
стеклянные свидания в пыли.
Лицо свое на зеркале возьми.
Казни меня, казни меня, казни.
Наверно, это в черных городах
с монетою и челка молода.
Наверное, но только не покой ―
с того бы света я ушел к другой.
Ты знаешь, ты сегодня ― береста.
Последнюю прическу перестань.
У гробика иконы убери.
Ни веры, ни надежды, ни любви!
Я на рассвете жуткого письма,
но утром, к четырем часам, весьма…
Я вспомню проpубь в трех верстах от глаз,
И эта проблядь мне не даст отказ.
Я завяжу на шее гордый шарф,
я попляшу, я поплюю на шар ―
на шар земной. Который груб и скуп,
где спят зимой и где весной умрут,
на шар земной, где у больных мука,
на шар земной, где у здоровых ― мука
на шар земной, где мне твоя рука
напоминает уголок и уголь,
где спят, как жнут, перебегая ять,
где яда ждут, как ждут любимых мять,
где день и ночь в халате пьянь и лень.
где тень, как дочь, а если дочь ― как тень,
картонный раб, и на ресницах тушь,
в конторах драк служивых десять душ,
в моментах птиц ― еврейская печаль,
в конвертах лиц ― плебейская печать.
Работай, князь! Дай Бог вам головы,
всё та же грязь ― управы и халвы.
Надейся, раб, на трижды гретый суп,
оденься, наг, и жди свой Высший Суд.
Солите жен, дабы пришлись на вкус,
над платежом не размышлял Иисус.
Я наклонюсь над прорубью моей ―
«О, будь ты проклят, камень из камней!..»
Где вечно подлость будет на коне,
а мы, как хворост, гибнем на огне.
Когда, земной передвигая ход,
разучатся смеяться и плошать,
я ― то зерно, которое взойдет,
не хватит рук, чтобы меня пожать.
Ну а пока крепи меня, лепи.
Ах, как же тянет спать, да спать в гробу ―
ни веры, ни надежды, ни любви ―
я написал на белоснежном лбу!..