На гардероб до самой смерти,
на все обновы до мощей
согласна речь тебе отмерить
лишь край материи своей.
А где рулон ее закопан,
ее оставшаяся ткань ―
и рев на площади, и шепот,
и щебетание, и брань?
Где вся-то речь? / И где отыщешь
ее чащобу и костяк,
среди какого пепелища
ее сокровища блестят,
ее урочища темнеют
и населяет их шайтан?
Где вся-то речь, ее скопленье,
вертеп, ристалище, майдан?