Врата, куда Земля и Твердь
И все, что днесь, ― грядет дорогой верной, ―
Врата надежд, которым имя ― Смерть.
И зрел немой узор скрижали дверной;
И зрел трех жен, они же ночь и день
На-стороже во храмине пещерной.
Одна, склонясь на вратную ступень,
(В тени дубрав так светит цвет лилейный) ―
Над снегом риз двух рук ― двух остий ― тень
Воздела вслед молитве тиховейной,
Двух отсветов Эдема, двух светил
Лазоревых стремя благоговейный
На руны взор. «Что дух благовестил
Твоим очам?» ― уста б не умолчали:
На слеп очаг святых лучей светил…
Как черный ил иссякнувшей печали ―
Был взгляд другой. Став на мои в упор,
Ее глаза моих не замечали.
Уже дерзнуть я мыслил разговор
И горьких уст изведать скорбны чары
Она ж, гневна, в меднолитой затвор
Воспрянула стучась, ― и взвыли, яры,
Поколебав окрепу и замок,
Отчаянья призывные удары…
И к третьей ― той, что роз плела венок,
Меня повлек, грудь сладостно волнуя,
Благих очей победно ― тихий рок.
«Кто ты, что жизнь в цепь красоты связуя,
От тайны Врат сидишь отвращена,
У прага тьмы мощь света торжествуя?» ―
Я вопросил. И, вскинув взор, она
Простерла мне, взяв слона, плод гранатный:
И с глаз моих упала пелена.
И я: «Твоей святыней благодатной
Прозревшему лик вечный твой ― внемли:
В чем ключ письмен, и разум меди вратной?»
Но Вещая: «Что́ видишь там, вдали?»
― «Зрю некий вихрь», я молвил, «по долине
И пламенник, мерцающий в пыли».
Она ж: «То ― мир, ― один из тем, ― пучине
Врат обречен; померкшая звезда;
Свет, тонущий в первоначальной тине.
«Сойди ты в дебрь, где черная вода;
Брось плод в струи, ― и узришь невредимый,
Что отразит прозрачная среда…»
Я отошел, скорбя, ― как от родимой
Отходит сын; и бросил плод в струи,
Уснувшие средь дебри нелюдимой.
Как тают бельм под зельем чешуи,
Так ясных вод разверзлося зерцало.
Там очи въявь увидели мои,
Что́ мысль, смутясь, ― что́ сердце б отрицало!
Людских племен был погребальный ход,
Что́ вдалеке, как некий вихрь, мерцало.
Чужой земли богоподобный род,
Исполнь венцов могущества и славы,
Был отражен затишьем чистых вод.
Смерть смутная обвеяла их гла́вы;
Сомкнутых вежд из первозданной мглы
Я различал затворы величавы.
Они неслись, как спящие орлы
На хищный бред из горного притона, ―
Немых громов потухшие хвалы!
Как бурный дух, мощь мчалась легиона
К пещере Врат; являл за ликом лик
Кристальный сон недвижимого лона.
Грозой чела цвет гордой силы ник
Без подвига под игом Адрастеи;
На их устах мятежный стынул клик.
Младенцы вслед неслись; клубились змеи,
Задушены объятьем детских рук.
Лобзали чад безгласных Ниобеи.
Был напряжен тугим нацелом лук;
Пасли персты по струнам сладким барды,
И дев в венцах блуждал по лютне звук.
Львы прядали в цепях, и тигр, и парды;
С куреньями несомы алтари
Я зрел, дивясь, и в алавастрах нарды.
И в золоте тиар несли цари,
Обожены, златое бремя крылий ―
И золото оков ― мзду бранной при.
И с колесниц творцы кровавых былей,
Бразды собрав дыбящихся коней,
Роняли дар победных изобилий, ―
И их венцов над полчищем теней
Златился лавр. И Амазоны ― девы
Скакали вслед, степных зарниц вольней.
И вещих Норн угрюмые напевы
Забыть не мог ужасный рот Сивилл,
И сон их зрел судьбины мстящей гневы.
Влюбленный сонм в последней страсти свил
Со станом стан нерасторжимой лаской
И алчных уст последний глад ловил.
Как облака волшебной реют пляской
Над озером: что́ миг, то сменена
Игрой игра, тень тенью, краска краской,
И в озеро глядит чрез них луна, ―
Так хоровод изменчивых явлений
Прозрачных вод рождала глубина.
То был ли сон охот, и бег оленей,
И пышный бег стопарусных триэр?
В безбрежности чреватых отдалений
Рос ликов рой и облачных химер…
И ― бледный вождь ― кометою туманной
Неслась вперед ― астральных чадо сфер ―
Богини тень прекрасной, бездыханной,
Чей саван был, прозрачный у чела,
Из мглы соткан и хляби первозданной
На юный лик седая муть легла,
И тиною хаоса мрак победный
За ней густел. Свой мир она влекла
К слепой мете и зову двери медной;
И на челе, средь гаснущих венцов,
Мерцал звезды потусклой светоч бледный.
Свой мир она покрыла, ― как птенцов
Сбирает мать охватом крыл орлиных, ―
Густой волной клубящихся концов
Риз призрачных, как полог ночи ― длинных.
И ― ждущей тьмы пленительный залог ―
Цвет, сорванный в лазоревых долинах,
У Вечности скрестившихся дорог, ―
В ее руке белел нарцисс горящий…
И взор тоски на роковой порог
Я обратил, молясь Животворящей, ―
Той, что́ венок плела багряных роз, ―
Связующей, Венчающей, Дарящей!..
Пряма стоит… Зрак неземной возрос,
Отображен презрительным зерцалом…
И как Заря глядит над мрежей рос
На бледный лик под звездным покрывалом, ―
Утешным так сияючи лицом,
Дар золотой: змею, хвост алчным жалом
Язвящую, сомкнутую кольцом, ―
Разлуки дар, знак вечного начала, ―
С торжественным победных роз венцом,
Простерла той, что́ буря смерти мчала…
Миг ― и к устам бескровным льнут уста,
Перст обручен, чело любовь венчала!..
И вечные разъемлются Врата…
Как горный ток в бездонный крутень ринет
Пещерного, зияющего рта, ―
Иль вихорь смерч крутящийся надвинет,
И, разрешась, в опустошенный дол
Пучинный змий всей тяжкой тучей хлынет, ―
Так поглощен был сонм… Как глыбный мол
Волн космами зарыт; но пали горы
Ревучие, ― неколебим и гол
Лежит праг бурь: незыблемые створы
Пугали так, из клубов мглы грозя,
Вновь тайною запечатленной взоры.
Вся мо́роком застлалася стезя,
Где пронеслось стихийное движенье;
И было зреть трех жен очам нельзя.
Прозрачных рук молящее сложенье,
Единое, являло предо мной
Жены слепой умильное служенье.
Гнев стиснутый я зрел руки иной:
Он ударял, ― млат злобы безнадежной,
Проклятий млат, ― по двери медяной.
И тихий перст я зрел десницы нежной:
Чертил он рок неустрашимых рун
Над таинством скрижали неизбежной.
След огненный текучий вел перун
Над таинством скрижали безглагольной…
И сердце «Жизнь» прочло, слепой вещун
Своих надежд!.. Горел внизу продольной
Черты отвес, прямую разделив,
И круг над ней, в себе ― себе довольный…
Так! «Жизнь» вещал, власть круга дивно слив
Со властию двух крестных черт победной,
Египетский святой иероглиф!..
Мой разум смолк у грани заповедной…