Мой дух по темным улицам блуждал
и некий свет его сопровождал.
Отшельник в грубой власянице плоти
по снегу шел. Никто его не ждал,
лишь огонек светился и дрожал,
как жалкая гнилушка на болоте.
2.
Был вязок снег, как высохший песок,
в ушах звучал навязчивый басок,
крутил бесовских мыслей фейерверки,
а тень моя то сделает бросок,
то прыгнет из-под ног ― наискосок ―
воробышек, как черт из табакерки.
3.
Вот дом стоит. Но улица тиха.
В который раз под музыку греха
беззвучно мимо дома едут дроги,
и сквозь стекло на снега вороха
глядит старик. / Он моет потроха
и в таз с водой кладет свиные ноги.
4.
Умолк сверчок. Огонь в печи потух.
Три раза мертвый прокричал петух,
старик его перекрестил щепотью.
И, напрягая зрение и слух,
заглядывает в окна беглый дух,
как бы скелет с приросшей к ребрам плотью.
5.
Нечистым потом пахнет от рубах.
Соленый снег, скрипящий на зубах, ―
что за приправа к блюду чечевицы!
Жует старик, а в тайных погребах
растут грибы ― желтухи, печерицы,
головачи, чесночники, сморчки,
мужи и жены, дети, старички,
грибы с изнанкой желтовато-серой,
их головы торчат, как кулачки,
из-под земли. / Подземные толчки
я чувствую, и погреб пахнет серой.
6.
Войдешь в него ― раздастся тихий скрип.
Висят на стенках связки мертвых рыб,
оскалены их маленькие лица,
и страх растет, как сатанинский гриб,
и светится во тьме его грибница.
7.
И смутно виден смерти материк…
По грудь в воде уже стоит старик.
Петух кричит, сверчок опять стрекочет.
Огонь встает в каморке в полный рост,
безумец ловит петуха за хвост
и рвет грибы, и в дом идти не хочет.