Пусть вечеру день не верит ― светящийся, ледяной, ―
но левый и правый берег травой заросли одной ―
пожухлой, полуживою, качающей головой ―
должно быть, игрец-травою, а может, дурман-травой.
А солнце всё рдеет, тая, когда выдыхает «да»
река моя золотая, твердеющая вода,
и мокрым лицом к закату слабеющий город мой
повёрнут ― хромой, горбатый и слепоглухонемой.
И мало мне жизни, чтобы почувствовать: смерти нет,
чтоб золото влажной пробы, зелёное на просвет,
как кровь, отливало алым ― и с талого языка
стекала змеиным жалом раздвоенная строка.
1990-2000