Юноша, светел,
Небо заметил,
Он заметил, тих и весел,
Звезды истины на мне,
Кошелек тугой привесил,
Дикий, стройный на ремне.
К кошельку привесил ножик,
Чтоб застенчиво и впредь
С ним веселых босоножек
Радость чистую смотреть.
С ним пройдуся я, скача,
Рукавом лицо ударив,
Для усмешки отроча,
Для веселых в сердце зарев.
Жрец
Косы властны чернотой,
Взор в реснице голубой,
Круг блистает золотой,
Локоть взяв двойной длиной.
Кто ты,/ С взором незабудки?
Жизнь с тобой шутила шутки.
Рабыня
Твои остроты,/ Жрец, забавны.
Ты и я ― мы оба равны:
Две священной единицы
Мы враждующие части,
Две враждующие дроби,
В взорах розные зеницы,
Две, как мир, старинных власти —
Берем жезл и правим обе.
Ты возник из темноты,
Но я более чем ты:
Любезным сделав яд у ртов,
Ты к гробам бросил мост цветов.
К чему товарищ в час резни?
Поостерегися… Не дразни..
Жрец
Зачем смеешься и хохочешь?
Рабыня
Хочешь?
Стань палачом,
Убей меня, ударь мечом.
Рука подняться не дерзает?
На части тотчас растерзает
Тебя рука детей, внучат —
На плечи, руки и куски,
И кони дикие умчат
Твой труп разодранный в пески.
Ах, вороным тем табуном
Богиня смерти, гикнув, правит,
А труп, растоптан скакуном,
Глазами землю окровавит.
Ведай, знай: сам бог земной
Схватит бешено копье
И за честь мою заступится.
Ты смеешься надо мной,
Я созвучие твое,
Но убийцы лезвие,
Наказание мое,
Ценой страшною окупиться.
Узнает город ста святош,
Пред чем чума есть только грош.
Замажешь кровью птичьи гнезда,
и станут маком все цветы,
И молвят люди, скажут звезды:
Был справедливо каран ты.
След протянется багровый —
То закон вещей суровый.
Узнай, что вера ― нищета,
Когда стою иль я, иль та.
Ты, дыхание чумы,
Веселишь рабынь умы!
С ним же вместе презираю
Путь к обещанному раю.
Ты хочешь крови и похмелий! —
Рабыня я ночных веселий.
Жрец
Довольно,/ Лживые уста!
Рабыня
Мне больно, больно!
Я умираю, я чиста.
Жрец
Она, красива, умерла
Внутри волос златых узла,
И, как умершая змея,
Дрожат ресницы у нея.
Ее окончена стезя,
Она мечом убита грубым.
Ни жить, ни петь уже нельзя,
Плясать, к чужим касаться губам.
Меч стал сытым кровью сладкой
Полоумной святотатки,
Умирающей загадкой
Ткань вопросов стала краткой.
Послушный раб ненужного усилья!
Сложи, о, коршун, злые крылья!
Иди же в ножны, ты не нужен,
Тебя насытил теплый ужин,
Напился крови допьяна.
Убита та, но где она?
Быть может, мести страшный храм?
Быть может, здесь, быть может, там?
Своих обид не отомстила
И, умирая, не простила.
Не так ли разум умерщвляет,
Сверша властительный закон,
Побеги страсти молодой?
Та, умирая, обещает
Взойти на страстный небосклон
Возмездья красною звездой!