Глава IV
Нет Ленина ― вот это очень тяжко!
Е. Евтушенко
Спой мне, Бабаджанян беззаботный!
Сбацай твист мне, веселый Арно!
Подавившись слезой безотчетной,
расплывусь я улыбкой дурной.
Спой же песню мне ― рулатэ-рула!
Ох уж, рула ты, рула моя!
До свиданья, родной переулок!
Нас таежные манят края!
Все уже позади, мой ровесник,
страшный Сталин и Гитлер-подлец.
Заводи молодежную песню
про огонь комсомольских сердец!
Потому что народ мы бродячий,
и нельзя нам иначе, друзья,
молодою любовью горячей
мы согреем родные края.
Э-ге-ге, эге-гей, хали-гали!
Шик-модерн, Ив Монтан, хула-хуп!
Вновь открылись лазурные дали
за стеной коммунальных халуп.
Летка-енка ты мой Евтушенко!
Лонжюмо ты мое, Лонжюмо!
Уберите же Ленина с денег,
и слонят уберите с трюмо!
Шик-модерн, треугольная груша,
треугольные стулья и стол!
Радиолу веселую слушай,
буги-вуги, футбол, комсомол!
Барахолка моя, телогрейка,
коммуналка в слезах и соплях.
Терешкова, и Белка и Стрелка
надо мною поют в небесах!
Кукуруза-чудесница пляшет,
королева совхозных полей,
и Пикассо нам радостно машет
прихотливою кистью своей.
«Ленин» атомоход пролагает
верный путь через льды и метель.
Только Родина слышит и знает
чей там сын в облаках пролетел.
Телевизор в соседской квартире,
КВН [кэвээн], «Голубой огонек».
Спойте, спойте мне, физик и лирик,
про романтику дальних дорог!
С рюкзаком за спиной молодою
мы геологи оба с тобой.
Все мещане стремятся к покою,
только нам по душе непокой!
Опускайся в глубины морские!
Поднимайся в небесную высь!
Где б мы ни были ― с нами Россия!
Очень вовремя мы родились.
Так что ― беса мэ, беса мэ муча!
Так крутись, веселись, хула-хуп!
Все светлее, товарищ, все лучше
льется песня из девичьих губ!
И в кафе молодежном веселье ―
комсомольская свадьба идет!
Нас, любимая, ждет новоселье,
Ангара величавая ждет.
Юность на мотороллере мчится
со «Спидолой» в спортивных руках!
Плащ болонья шумит, пузырится,
луч играет на темных очках.
Парни, парни! Не в наших ли силах
эту землю от НАТО сберечь?
Поклянемся ж у братской могилы
щит хранить на петличках и меч!
Дядю Сэма с ужасною бомбой
нарисуй мне, малыш, на листке,
реваншиста, Батисту и Чомбе!
«Миру ― мир» подпиши в уголке!..
Добровольцы мои, комсомольцы!
Беспокойные ваши сердца
то сатурновы меряют кольца,
то скрипят портупеей отца,
то глядят вернисаж неизвестных,
в жарких спорах встречая рассвет…
Вслед гляжу я вам, добрым и честным.
Ничего-то в вас, мальчики, нет.
Ах, культ личности этой грузинской!
Много все же вреда он принес!
Но под светлый напев Кристалинской
сладко дремлет кубанский колхоз.
Гнусных идолов сталинских скинем,
кровь и прах с наших ног отряхнем.
Только о комсомольской богине
спой мне ― ах, это, брат, о другом.
Все равно мы умрем на гражданской ―
трынь да брынь ― на гражданской умрем,
на венгерской, на пражской, душманской…
До свиданья, родимый райком!
Над Калугой, Рязанью, Казанью,
по-над баней ― сиянье знамен!
Бабушка, отложи ты вязанье,
научи танцевать чарльстон!
Че-че-че, ча-ча-ча, Че Гевара!
Вновь гитара поет и поет!
Вновь гитара, и вновь Че Гевара!
ЛЭП-500 [лэп пятьсот] над тайгою встает.
И встречает посланцев столица,
зажигается Вечный огонь.
Ваня Бровкин, и Перепелица,
и Зиганшин поют под гармонь.
Накупивши нарядных матрешек,
спой, Поль Робсон, про русскую мать!
Уберите же Ленина с трешек! ―
Больше нечего нам пожелать!
И до счастья осталось немного ―
лишь догнать, перегнать как-нибудь,
ну, давай, потихонечку трогай.
Только песню в пути не забудь.
Ах ты, беса мэ, ах, Че Гевара!
Каблучки по асфальту стучат.
И опять во дворе нашем старом
нам пластинка поет про девчат.
Над бульваром хрущевское лето.
Караул у могильной плиты.
И на шпилечках, с рыжей бабеттой,
королева идет красоты.
Заводите торшеры и столик,
шик-модерн, целлофан, поролон.
Уберите вы Ленина только
с денег ― он для сердец и знамен!
Ах, орлиного племени дети,
все мечтать бы вам, все бы мечтать,
все бы верить, любить беззаветно,
брюки узкие рвать и метать.
Спой же песню, стиляжка дурная,
в брючках-дудочках, с конским хвостом,
ты в душе-то ведь точно такая.
Спой мне ― ах, это, брат, о другом!
Пой же солнцу и ветру навстречу.
Выходи, боевой стройотряд!
Вдоль по улочке нашей Заречной
улетает восторженный взгляд.
Что ты смотришь, и что ты там видишь?
Что ты ждешь? ― не пойму я никак.
Очень Сталина ты ненавидишь,
очень Ленина любишь, дурак.
Каблучки в переулке знакомом
все стучат по асфальту в тиши.
Люди Флинта с путевкой обкома
что-то строят в таежной глуши.
Вьется переходящее знамя ―
семилетке салют боевой.
И гляжу я вам вслед со слезами ―
ничего-то в вас нет, ничего!
Трынь да брынь ― вот и вся ваша смелость!
На капустник меня не зови!
Но опять во дворе ― что ж тут делать ―
мне пластинка поет о любви!
И, навстречу заре уплывая
по далекой реке Ангаре,
льется песня от края до края!
И пластинка поет во дворе!
И покамест ходить я умею,
и пока я умею дышать,
чуть прислушаюсь ― и онемею!
Каблучки по асфальту стучат!