Глава V
Час мужества пробил на наших часах…
Анна Ахматова
Что ж, давай, мой Шаинский веселый.
Впрочем, ну тебя на фиг! Молчи!
Все закончено. В частности, школа.
Шейк на танцах платформой стучит.
БАМ, БАМ, БАМ! Слышишь, время запело?
БАМ да БАМ, ОСВ [оэсвэ], миру ― мир!
Развитой мой, реальный и зрелый,
БАМ мой, БАМ, Коопторг да ОВИР.
Ах, мой хаер, заветный мой хаер,
как тебя деканат обкарнал!
Юность бедная, бикса плохая.
Суперрайфл, суперстар, «Солнцедар».
― Что там слышно? ― Меняют кого-то
на Альенде. ― Да он ведь убит?!
― Значит, на Пиночета! ― Да что ты!!
Пиночет-то ведь главный бандит!!
Пиночет. Голубые гитары.
Озирая родную дыру,
я стою, избежав семинара,
у пивного ларька поутру.
Ах, Лефортово, золотце, осень…
Той же ночью в вагоне пустом
зуб мне вышибет дембель-матросик,
впрочем, надо сказать, поделом.
А потом, а потом XXV [двадцать пятый]
съезд прочмокал и XXVI [двадцать шестой],
и покинули хаты ребята,
чтобы землю в Афгане… Постой!
Хватит! Что ты, ей-богу. Не надо.
Спой мне что-нибудь. ― Нечего спеть.
Все ведь кончено. Радость-отрада,
нам уже ничего не успеть!
Все ведь кончено. Так и запишем ―
не сбылась вековая мечта.
Тише, тише! Пожалуйста, тише!
Не кричи, ветеран-простота.
Город Солнца и Солнечный Город,
где Незнайка на кнопочки жал, ―
все закончено. В Солнечногорске
строят баню и автовокзал.
В парке солнечногорском на танцах
твой мотив не канает, земляк!
А в кино юморят итальянцы,
а в душе ― мутота и бардак.
Все ведь кончено. Зла не хватает.
Зря мы только смешили людей.
И «Союз ― Апполон» проплывает
над черпацкой пилоткой моей.
Мама Сталина просит не трогать,
бедный папа рукою махнул.
Дорогие мои! Ради Бога!
Ненарошно я вас обманул!
Все ведь кончено. Выкрась да выбрось.
Перестрой, разотри и забудь!
Изо всех своих славных калибров
дай, Коммуна, прощальный салют!
Змий зеленый пяту твою гложет,
оплетает твой бюст дорогой ―
это есть наш последний, ну может,
предпоследний решительный бой.
Рейганомика блещет улыбкой,
аж мурашки бегут по спине.
Ах, минтай, моя добрая рыбка!
Что тобою закусывать мне?
И могучим кентавром взъярился
(это Пригов накликал беду!),
Рональд Рейган на нас навалился!
Спой мне что-нибудь, хау ду ю ду!
Рональд Рейган ― весны он цветенье!
Рональд Рейган ― победы он клич!
Ты уже потерпел пораженье,
мой Черненко Владимир Ильич!
Значит, сны Веры Палны ― не в руку,
Павка с Павликом гибли зазря,
зря Мичурин продвинул науку,
зря над нами пылала заря!
И кремлевский мечтатель напрасно
вешал на уши злую лапшу
ходокам и английским фантастам,
и напрасно я это пишу!
И другого пути у нас нету!
Паровоз наш в тупик прилетел,
на запасном пути беспросветном
бронепоезд напрасно ревел!
Остановки в коммуне не будет!
Поезд дальше вообще не пойдет!
Выходите, дурацкие люди,
возвращайтесь, родные, вперед.
Все ведь кончено. Хлеб с маргарином.
Призрак бродит по Африке лишь.
В два часа подойди к магазину,
погляди и подумай, малыш.
Как-то грустно, и как-то ужасно.
Что-то будет у нас впереди?
Все напрасно. Все очень опасно.
Погоди, тракторист, погоди!..
Мне б злорадствовать, мне б издеваться
над районной культуры дворцом,
над рекламой цветной облигаций,
над линялым твоим кумачом,
над туристами из Усть-Илима
в Будапеште у ярких витрин,
над словами отца Питирима,
что народ наш советский един,
над твоей госприемкою сраной,
над гостиницей в Йошкар-Оле,
над растерянным, злым ветераном
перед парочкой навеселе,
над вестями о зернобобовых,
над речами на съезде СП [эспэ],
над твоей сединой бестолковой,
над своею любовью к тебе,
над дебильною мощью Госснаба
хохотать бы мне что было сил ―
да некрасовский скорбный анапест
носоглотку слезами забил.
Все ведь кончено. Значит ― сначала.
Все сначала ― Ермак да кабак,
чудь да меря, да мало-помалу
петербургский голштинский табак.
Чудь да меря. Фома да Емеля.
Переселок. Пустырь. Буерак.
Все ведь кончено. Нечего делать.
Руку в реку. А за руку ― рак.