Amour, exil…
1999
I ne nado vsjo vremja povtoijat: «Daj, Marija, da daj, Marija!» Izvestno ved, chem eto konchaetsja!
1
Ну, началось! Это что же такое?
Что ж ты куражишься, сердце пустое?
Снова за старое? Вновь за былое,
битый червовый мой туз?
Знаешь ведь, чем это кончится, знаешь!
Что же ты снова скулишь, подвываешь?
Что ж опрометчиво так заключаешь
с низом телесным союз?
С низом телесным иль верхом небесным
это покуда еще неизвестно!
Экие вновь разверзаются бездны!
Шесть встрепенулися чувств.
Оба желудочка ноют и ноют!
Не говоря уж про все остальное,
не говоря уж про место срамное ―
«Трахаться хочешь?» ― «Хочу!»
Кто же не хочет. Но дело не в этом,
дело, наверно, в источнике света,
в песенке, как оказалось, не спетой,
в нежности, как ни смешно!
Как же не стыдно!.. И, в зеркало глядя,
я обращаюсь к потертому дяде:
угомонись ты, ублюдок, не надо!
Это и вправду грешно!
Это сюжет для гитарного звона,
или для бунинского эпигона,
случай вообще-то дурнейшего тона ―
пьянка. Потрепанный хлюст.
Барышня. Да-с, аппетитна, плутовка!..
Он подшофе волочится неловко,
крутит седеющий ус.
Глупость. Но утром с дурной головою
вдруг ощущает он что-то такое,
вдруг ошарашен такою тоскою,
дикой такою тоской ―
словно ему лет пятнадцать от силы,
словно его в первый раз посетило,
ну и так далее. Так прихватило ―
Господи Боже ты мой!
Тут уж не Блок ― это Пригов скорее!
Помнишь ли ― «Данте с Петраркой своею,
Рильке с любимою Лоркой своею»?..
Столь ослепителен свет,
Что я с прискорбием должен признаться,
хоть мне три раза уже по пятнадцать ―
Salve, Madonna! и Ciao, ragazza!
Полный, девчонка, привет!