Я не видал давно Дубравны,
Своих Дубровок и Дубны.
Померк ты, свете тихий славный,
От юности хранивший сны!..
Упали древлие покровы,
И путь мой горек и суров…
Найду ли я, вернувшись снова,
В сохранности родимый кров?..
И хляби ринулись из тверди,
И мир взметнулся на дыбы…
Удержатся ль на крыше жерди
Старухи матери-избы?..
И на божнице старой нашей
Едва ль по-прежнему Христос,
Склонившись, молится пред чашей
В томленьи и сияньи слез?..
Я видел сон, что он с божницы,
Где от лампады тишь и синь,
Пред изначальным ликом жницы
Ушел в скитания пустынь…
Ушел в невиданном соблазне
Начать путь испытанья вновь
Не из боязни перед казнью,
Но в страхе потерять любовь…
Закрылся лик его тоскою
В столетней копоти избы,
Где пред лампадой и доскою
Столетья гнулися горбы…
Не мог, не мог же он столетья
Под скрежетание цепей
Мешать слова молитвы с плетью,
Как с тучным колосом репей?!
Пред жницей страшной и победной,
Восставшей в пепле и крови,
Не мог остаться плотник бедный
Со словом мира и любви?!
И потому не для прельщенья,
Но как исход и как залог
К серпу оправданного мщенья
Сложил он мирный молоток.
Конец 1920-х годов (?)