Николаю Ильичу Архипову
А теперь я хожу в цилиндре
И в лаковых башмаках…
Сергей Есенин
Не хочу быть знаменитым поэтом
В цилиндре и в лаковых башмаках,
Предстану миру в песню одетым
С медвежьим солнцем в зрачках,
С потемками хвой в бородище,
Где в случке с рысью рычит лесовик!
Я сплел из слов, как закат, лаптище
Баюкать чадо ― столетий зык, ―
В заклятой зыбке седые страхи,
Колдуньи ― Дремы, горбун – Низги…
Мое лицо ― ребенок на плахе,
Святитель в гостях у бабы-яги.
А сердце ― изба, бревна сцеплены в лапу,
Там горница ― ангелов пир,
И точат иконы рублевскую вапу,
Молитв молоко и влюбленности сыр.
Там тайны чулан, лавка снов и раздумий,
Но горница сердца лобку не чета:
О край золотых сенокосов и гумен!
О ткацкая радуг и весен лапта!
К тебе притекают искатели кладов ―
Персты мои ― пять забубенных парней,
И в рыжем полесье, у жил водопадов
Буравят пласты до алмазных ключей.
Душа ― звездоперый петух на нашесте ―
Заслушалась яростных чмоков сверла…
Стихи ― огневица о милой невесте,
Чьи ядра ― два вепря, два лютых орла.
Не хочу укрывать цилиндром
Лесного черта рога!
Седым кашалотам, зубаткам и выдрам
Моих океанов и рек берега!
Есть берег сосцов, знойных ягодиц остров,
Долина пахов, плоскогорье колен;
Для галек певучих и раковин пестрых
Сюда заплывает ватага сирен,
Но хмурится море колдующей плоти,
В волнах погребая страстей корабли.
Под флейту тритона на ляжек болоте
Полощется леший и духи земли.
О плоть ― голубые нагорные липы,
Где в губы цветений вонзились шмели,
Твои листопады сгребает Архипов
Граблями лобзаний в стихов кошели!
Стихов кошели полны липовым медом,
Подковами радуг, лесными ау…
Возлюбленный будет возлюблен народом
За то, что баюкал слезинку мою.
Возлюбленный ― камень, где тысячи граней,
В их омуте плещет осетр-сатана,
В змеиной повязке, на серном кабане,
Блюдет сладострастье обители сна,
Возлюбленный ― жатва на северном поле,
Где тучка ― младенчик в венце гробовом,
Печаль журавиная русских раздолий,
Спрядающих травы и звезды крестом.
Не хочу цилиндром и башмаками
Затыкать пробоину в барке души!
Цвету я, как луг, избяными коньками,
Улыбкой озер в песнозвонной тиши.
Да! И верен я зыбке, плакучей родимой,
Могилушке маминой, лику гумна;
Зато, как щеглята, летят серафимы
К кормушке моей, где любовь и весна.
Зато на моем песнолиственном дубе
Бессмертия птица и стая веков,
Варить Непомерное в черепа срубе
Сошлись колдуны у заклятых котлов.
В котлах печень мира и солнца вязига,
Безумия перец, укроп тишины…
Как первенец ясный, столикая книга
Лежит на руках у родимой страны.
В той книге страницы – китовьи затоны,
На буквенных скалах лебяжий базар,
И каркают точки ― морские вороны,
Почуя стихов ледовитый пожар.
В той книге строка ― беломорские села
С бревенчатой сказкою изб и дворов,
Где темь-медвежонок и бабы с подола
Стряхают словесных куниц и бобров.
Кукует зегзицею дева-Обида
Над слезкой России (о камень драгий!..).
Когда-нибудь хрустнет небесная гнида ―
Рябой полумесяц под ногтем стихий.
И зуд утолится, по ляжек болотам
Взойдет чистоты белоснежный ирис,
Заклятым стихам отдадут, словно сотам,
Мед глаз ярославец, вогул и киргиз.
Не хочу быть лакированным поэтом
С обезьяньей славой на лбу!
С Ржаного Синая багряным заветом
Связую молот и мать-избу.
Связую думы и сны суслона
С многоязычным маховиком…
Я ― Кит Напевов, у небосклона
Моря играют моим хвостом.
Блюду я, вечен и неизменен,
Печные крепи, гумна пяту.
Пилою-рыбой кружи́т Есенин,
Меж ласт родимых ища мету.
Пилою-рыбой прослыть почестно
У сонных крабов, глухих бодяг…
Как дед внучонка, качает весны
Паучьей лапой запечный мрак.
И зреют весны: блины, драчены,
Рогатый сырник, пузан-кулич…
«Для варки песен ― всех стран Матрены,
Соединяйтесь!» ― несется клич…
Котел бессмертен, в поморьях щаных
Зареет яхонт ― Четвертый Рим:
Еще немного и в новых странах
Мы желудь сердца Земле вручим.
В родных ладонях прозябнет дубом
Сердечный желудь, листва-зрачки…
Подарят саван заво́дским трубам
Великой Азии пески.
И сядет ворон на череп Стали ―
Питомец праха, судьбы маяк…
Затмит ли колоб на звездном сале
Сосцы ковриги, ― башмачный лак?
Не хочу быть «кобыльим» поэтом,
Влюбленным в стойло, где хмара и кал!
Цветет в моих снах геенское лето
И в лязге строк кандальный Байкал.
Я вскормлен гумном, соловецким звоном,
Что вьет, как напевы, гнезда в ушах.
Это я плясал перед царским троном
В крылатой поддевке и злых сапогах,
Это я зловещей совою
Влетел в Романовский дом,
Чтоб связать возмездье с судьбою
Неразрывным красным узлом,
Чтоб метлою пурги сибирской
Замести истории след…
Зырянин с душой нумидийской
Я ― родной мужицкий поэт.
Черномазой пахоты ухо
Жаворо́нковый ловит гром ―
Не с того ль кряжистый Пантюха
Осеняет себя крестом?
Не от песни ль пошел вприсядку
Звонкодугий лихой Валдай,
И забросил в кашную латку
Многострунный невод Китай?
На улов таращит Европа
Окровавленный жадный глаз,
А в кисе у деда Антропа
Кудахчет павлиний сказ.
Анафема, анафема вам,
Башмаки с безглазым цилиндром!
Пожалкую на вас стрижам
Речным плотицам и выдрам.
Попечалюсь родной могилке,
Коту, горшку-замарашке,
Чтобы дьявольские подпилки
Не грызли слезинок бляшки,
Чтоб была, как подойник, щедра
Душа молоком словесным.
Не станут коврижные недра
Калачом поджарым и пресным.
Не будет лаковым Клюев,
Златорог ― задорным кутенком!
Легче сгинуть в песках Чарджуев
С мягкозадым бачой-сартенком.
В чайхане дремать на циновке,
В полосатом курдском халате,
И видеть, как звезд подковки
Ныряют в небесной вате,
Как верблюдица-полумесяц
Пьет у Аллы́ с ладони…
У мускусных перелесиц
Замедлят времени кони.
И сойду я с певчей кобылы ―
Кунак в предвечном ауле…
Ау, Николенька милый ―
Живых поцелуев улей!
Ау! Я далеко, далеко…
Но в срок, как жених, вернуся,
Стихи ― жемчуга Востока
Сложить пред образом Ру́си.
Ноябрь 1921
А теперь я хожу в цилиндре
И в лаковых башмаках…
Сергей Есенин
Не хочу быть знаменитым поэтом
В цилиндре и в лаковых башмаках,
Предстану миру в песню одетым
С медвежьим солнцем в зрачках,
С потемками хвой в бородище,
Где в случке с рысью рычит лесовик!
Я сплел из слов, как закат, лаптище
Баюкать чадо ― столетий зык, ―
В заклятой зыбке седые страхи,
Колдуньи ― Дремы, горбун – Низги…
Мое лицо ― ребенок на плахе,
Святитель в гостях у бабы-яги.
А сердце ― изба, бревна сцеплены в лапу,
Там горница ― ангелов пир,
И точат иконы рублевскую вапу,
Молитв молоко и влюбленности сыр.
Там тайны чулан, лавка снов и раздумий,
Но горница сердца лобку не чета:
О край золотых сенокосов и гумен!
О ткацкая радуг и весен лапта!
К тебе притекают искатели кладов ―
Персты мои ― пять забубенных парней,
И в рыжем полесье, у жил водопадов
Буравят пласты до алмазных ключей.
Душа ― звездоперый петух на нашесте ―
Заслушалась яростных чмоков сверла…
Стихи ― огневица о милой невесте,
Чьи ядра ― два вепря, два лютых орла.
Не хочу укрывать цилиндром
Лесного черта рога!
Седым кашалотам, зубаткам и выдрам
Моих океанов и рек берега!
Есть берег сосцов, знойных ягодиц остров,
Долина пахов, плоскогорье колен;
Для галек певучих и раковин пестрых
Сюда заплывает ватага сирен,
Но хмурится море колдующей плоти,
В волнах погребая страстей корабли.
Под флейту тритона на ляжек болоте
Полощется леший и духи земли.
О плоть ― голубые нагорные липы,
Где в губы цветений вонзились шмели,
Твои листопады сгребает Архипов
Граблями лобзаний в стихов кошели!
Стихов кошели полны липовым медом,
Подковами радуг, лесными ау…
Возлюбленный будет возлюблен народом
За то, что баюкал слезинку мою.
Возлюбленный ― камень, где тысячи граней,
В их омуте плещет осетр-сатана,
В змеиной повязке, на серном кабане,
Блюдет сладострастье обители сна,
Возлюбленный ― жатва на северном поле,
Где тучка ― младенчик в венце гробовом,
Печаль журавиная русских раздолий,
Спрядающих травы и звезды крестом.
Не хочу цилиндром и башмаками
Затыкать пробоину в барке души!
Цвету я, как луг, избяными коньками,
Улыбкой озер в песнозвонной тиши.
Да! И верен я зыбке, плакучей родимой,
Могилушке маминой, лику гумна;
Зато, как щеглята, летят серафимы
К кормушке моей, где любовь и весна.
Зато на моем песнолиственном дубе
Бессмертия птица и стая веков,
Варить Непомерное в черепа срубе
Сошлись колдуны у заклятых котлов.
В котлах печень мира и солнца вязига,
Безумия перец, укроп тишины…
Как первенец ясный, столикая книга
Лежит на руках у родимой страны.
В той книге страницы – китовьи затоны,
На буквенных скалах лебяжий базар,
И каркают точки ― морские вороны,
Почуя стихов ледовитый пожар.
В той книге строка ― беломорские села
С бревенчатой сказкою изб и дворов,
Где темь-медвежонок и бабы с подола
Стряхают словесных куниц и бобров.
Кукует зегзицею дева-Обида
Над слезкой России (о камень драгий!..).
Когда-нибудь хрустнет небесная гнида ―
Рябой полумесяц под ногтем стихий.
И зуд утолится, по ляжек болотам
Взойдет чистоты белоснежный ирис,
Заклятым стихам отдадут, словно сотам,
Мед глаз ярославец, вогул и киргиз.
Не хочу быть лакированным поэтом
С обезьяньей славой на лбу!
С Ржаного Синая багряным заветом
Связую молот и мать-избу.
Связую думы и сны суслона
С многоязычным маховиком…
Я ― Кит Напевов, у небосклона
Моря играют моим хвостом.
Блюду я, вечен и неизменен,
Печные крепи, гумна пяту.
Пилою-рыбой кружи́т Есенин,
Меж ласт родимых ища мету.
Пилою-рыбой прослыть почестно
У сонных крабов, глухих бодяг…
Как дед внучонка, качает весны
Паучьей лапой запечный мрак.
И зреют весны: блины, драчены,
Рогатый сырник, пузан-кулич…
«Для варки песен ― всех стран Матрены,
Соединяйтесь!» ― несется клич…
Котел бессмертен, в поморьях щаных
Зареет яхонт ― Четвертый Рим:
Еще немного и в новых странах
Мы желудь сердца Земле вручим.
В родных ладонях прозябнет дубом
Сердечный желудь, листва-зрачки…
Подарят саван заво́дским трубам
Великой Азии пески.
И сядет ворон на череп Стали ―
Питомец праха, судьбы маяк…
Затмит ли колоб на звездном сале
Сосцы ковриги, ― башмачный лак?
Не хочу быть «кобыльим» поэтом,
Влюбленным в стойло, где хмара и кал!
Цветет в моих снах геенское лето
И в лязге строк кандальный Байкал.
Я вскормлен гумном, соловецким звоном,
Что вьет, как напевы, гнезда в ушах.
Это я плясал перед царским троном
В крылатой поддевке и злых сапогах,
Это я зловещей совою
Влетел в Романовский дом,
Чтоб связать возмездье с судьбою
Неразрывным красным узлом,
Чтоб метлою пурги сибирской
Замести истории след…
Зырянин с душой нумидийской
Я ― родной мужицкий поэт.
Черномазой пахоты ухо
Жаворо́нковый ловит гром ―
Не с того ль кряжистый Пантюха
Осеняет себя крестом?
Не от песни ль пошел вприсядку
Звонкодугий лихой Валдай,
И забросил в кашную латку
Многострунный невод Китай?
На улов таращит Европа
Окровавленный жадный глаз,
А в кисе у деда Антропа
Кудахчет павлиний сказ.
Анафема, анафема вам,
Башмаки с безглазым цилиндром!
Пожалкую на вас стрижам
Речным плотицам и выдрам.
Попечалюсь родной могилке,
Коту, горшку-замарашке,
Чтобы дьявольские подпилки
Не грызли слезинок бляшки,
Чтоб была, как подойник, щедра
Душа молоком словесным.
Не станут коврижные недра
Калачом поджарым и пресным.
Не будет лаковым Клюев,
Златорог ― задорным кутенком!
Легче сгинуть в песках Чарджуев
С мягкозадым бачой-сартенком.
В чайхане дремать на циновке,
В полосатом курдском халате,
И видеть, как звезд подковки
Ныряют в небесной вате,
Как верблюдица-полумесяц
Пьет у Аллы́ с ладони…
У мускусных перелесиц
Замедлят времени кони.
И сойду я с певчей кобылы ―
Кунак в предвечном ауле…
Ау, Николенька милый ―
Живых поцелуев улей!
Ау! Я далеко, далеко…
Но в срок, как жених, вернуся,
Стихи ― жемчуга Востока
Сложить пред образом Ру́си.
Ноябрь 1921
