Ночная песня
За невской тихозвонной лаврой,
Меж гробовых забытых плит,
Степной орел ― Бахметьев храбрый,
Рукой предательской зарыт.
Он в окровавленной шинели,
В лихой папахе набекрень,
Встряхнуть кудрями цепче хмеля
Богатырю смертельно лень,
Не повести смолистой бровью,
Не взвить двух ласточек-ресниц.
К его сырому изголовью
Слетает чайкой грусть звонниц.
По-матерински стонет чайка
Над неоплаканной судьбой,
И темень ― кладбища хозяйка,
Скрипит привратной щеколдо́й.
Когда же невские буксиры
Угомонит глухой ночлег,
В лихой папахе из Кашмира
Дозорит лавру человек.
Он улыбается на Смольный ―
Отвагой выкованный щит,
И долго с выси колокольной
В ночные улицы глядит.
И траурных касаток стая
Из глуби кабардинских глаз
Всем мертвецам родного края
Несет бахметьевский приказ:
Не спать под крышкою сосновой,
Где часовым ― косматый страх,
Пока поминки правят совы
На глухариных костяках.
По русским трактам и лядинам
Шумит седой чертополох,
И не измерена кручина
Сибирских каторжных дорог.
У мертвецов одна забава ―
Звенеть пургой да ковылем.
Но только солнечная пава
Блеснет лазоревым крылом, ―
На тиховейное кладбище
Закинет невод угомон,
Буксир сонливый не отыщет
Ночного витязя затон.
Лишь над пучиной городскою,
Дозорным факелом горя,
Лассаль гранитной головою
Кивнет с проспекта Октября.
Кому поклон ― рассвету ль мира,
Что вечно любит и цветет,
Или папахой из Кашмира
Вождю пригрезился восход?
И за провидящим гранитом
Поэту снится наяву,
Что горным розаном-джигитом
Глядится утренник в Неву.
Апрель 1926