Октябрьское солнце косое, дырявое,
Как старая лодка, рыбачья мёрда,
Баюкает сердце незрячее, ржавое,
Как якорь на дне, как глухая руда.
И очап скрипит. Пахнет кашей, свивальником,
И чуется тяжесть осенней земли:
Не я ли ― отец, и не женским ли сальником
Стал лес-роженица и тучи вдали?
Бреду к деревушке, мясистый и розовый,
Как к пойлу корова ― всещедрый удой;
Хозяйка-земля и подойник березовый ―
Опалая роща лежит предо мной.
Расширилось тело коровье, молочное,
И нега удоя, как притча Христа:
«Слепцы, различаете небо восточное,
Мои же от зорь отличите ль уста?»
Христос! Я ― буренка мирская, страдальная;
Пусть доит Земля мою жизнь-молоко…
Как якорь на дне, так душа огнепальная
Тоскует о брачном лебяжьем Садко.
Родить бы предвечного, вещего, струнного,
И сыну отдать ложесна и сосцы, ―
Увы! От октябрьского солнца чугунного
Лишь кит зачинает да злые песцы.
Между 1916 и 1918