Клюев Н. А.
«От Лаче-озера до Выга…»

От Лаче-озера до Выга
Бродяжил я тропой опасной,
В прогалах брезжил саван красный,
Кочевья леших и чертей.
И как на пытке от плетей
Стонали сосны: «Горе! Горе!»
Рябины ― дочери нагорий
В крови до пояса… Я брел,
Как лось, изранен и комол,
Но смерти показав копыта.
Вот чайками, как плат, расшито
Буланым пухом Заонежье
С горою вещею Медвежьей,
Данилово, где Неофиту
Андрей и Симеон, как сыту,
Сварили на премноги леты
Необоримые «Ответы».
О книга ― странничья киса,
Где синодальная лиса
В грызне с бобрихою поддонной, ―
Тебя прочтут во время оно,
Как братья, Рим с Александрией,
Бомбей и суетный Париж!
Над пригвожденною Россией
Ты сельской ласточкой журчишь,
И, пестун заводи камыш,
Глядишься вглубь ― живые очи, ―
Они, как матушка, пророчат
Судьбину ― не чумной обоз,
А студенец в тени берез
С чудотворящим почерпальцем!..
Но красный саван мажет смальцем
Тропу к истерзанным озерам, ―
В их муть и раны с косогора
Забросил я ресниц мережи
И выловил под ветер свежий
Костлявого, как смерть, сига:
От темени до сапога
пескарями,
Вскипал он , злыми вшами,
Но губы теплили молитву…
Как плахой, поражен ловитвой,
Я пролил вопли к жертве ада:
«Отколь, родной? Водицы надо…»
И дрогнули прорехи глаз:
«Я ж украинец Опанас…
Добей зозулю, чоловиче!..»
И видел я: затеплил свечи
Плакучий вереск по сугорам,
И ангелы, златя убором
Лохмотья елей, ржавь коряжин,
В кошницу из лазурной пряжи
Слагали, как фиалки, души.
Их было тысяча на суше
И гатями в болотной води!..
О Господи, кому угоден
Моих ресниц улов зловещий?
А Выго сукровицей плещет
О пленный берег, где медведь
В недавнем милом ладил сеть,
Чтобы словить луну на ужин!
Данилово ― котел жемчужин,
Дамасских перлов, слезных смазней,
От поругания и казни
Укрылося под зыбкой схимой, ―
То Китеж новый и незримый,
То беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров да тетка Фёкла.
Великороссия промокла
Под красным ливнем до костей
И слезы скрыла от людей,
От глаз чужих в глухие топи.
В немереном горючем скопе
От тачки, заступа и горстки
Они расплавом беломорским
В шлюзах и дамбах высят воды.
Их рассекают пароходы
От Повенца до Рыбьей Соли, ―
То памятник великой боли,
Метла небесная за грех
Тому, кто выпив сладкий мех
С напитком дедовским стоялым,
Не восхотел в бору опалом,
В напевной, кондовой избе
Баюкать солнце по судьбе,
По доле и по крестной страже…
Россия! Лучше б в курной саже,
С тресковым пузырьком в прорубе,
Но в хвойной непроглядной шубе,
Бортняжный мед в кудесной речи
И блинный хоровод у печи,
По Азии же блин ― чурек,
Чтоб насыщался человек
Свирелью, родиной, овином
И звездным выгоном лосиным, ―
У звезд рога в тяжелом злате, ―
Чем крови шлюз и вошьи гати
От Арарата до Поморья.
Но лен цветет, и конь Егорья
Меж туч сквозит голубизной
И веще ржет… Чу! Волчий вой!
Я брел проклятою тропой
От Дона мертвого до Лаче.