Сготовить деду круп, помочь развесить сети,
Лучину засветить и, слушая пургу,
Как в сказке, задремать на тридевять столетий,
В Садко оборотясь иль в вещего Вольгу.
«Гей, други! Не в бою, а в гуслях нам удача, ―
Соловке-игруну претит вороний грай…»
С полатей смотрит Жуть, гудит, как би́ло, Лаче,
И деду под кошмой приснился красный рай, ―
Там горы-куличи и сыченые реки,
У чаек и гагар по миске яицо…
Лучина точит смоль, смежив печурки-веки,
Теплынью дышит печь ― ночной избы лицо.
Но уж рыжеет даль, пурговою метлищей
Рассвет сметает темь, как из сусека сор,
И слышно, как сова, спеша засесть в дуплище,
Гогочет и шипит на солнечный костер.
Почуя скитный звон, встает с лежанки бабка,
Над ней пятно зари, как венчик у святых,
А Лаче ткет валы, размашисто и хлябко,
Теряяся во мхах и в далях ветровых.
Между 1914 и 1916