ОНА В ЭНСКОМ УЕЗДЕ
Пышные дни ― невиновная в этом,
от Петрограда и от Москвы
била в губернию ты рикошетом,
обороняясь, ломая мосты.
Дрябли губерний ленивые туши,
ныли уездов колокола,
будто бы эхом, ударившим в уши,
ты, запоздавшая на день, была…
В городе Энске ― тоска и молчанье,
земские деятели молчат,
ночью ― коровье густое мычанье,
утром ― колодцы и кухонный чад.
Нудные думы, посылки солдату
и ожидание третьей зимы, ―
ветер срывает за датою дату,
только война беспокоит умы.
А на окрайне, за серой казармой,
по четвергам ― неурядица, гам;
это на площади ― грязной, базарной ―
скудное торжище по четвергам.
Это ― смешную затеяли свару,
мокрыми клочьями лезет земля,
бедность, качаясь, идет по базару ―
и ужасает паденье рубля.
Славно разыграно действо по актам ―
занавес дайте, довольно войны!
И революция дует по трактам,
по бездорожью унылой страны ―
лезет огнем и смятеньем по серым,
вялым равнинам и тощим полям, ―
будет работа болтливым эсерам,
земским воякам с тоской пополам.
Встали они ― сюртуки нараспашку,
ветер осенний летит напрямик ―
он чесучовую треплет рубашку
и освежает хотя бы на миг.
Этой же осенью, вялой и хмурой,
в черное небо подъемля штыки,
с послетифозною температурой
в город вступают фронтовики ―
те, что в окопах, как тучи, синели,
черною кровью ходили в плену,
на заграждениях рвали шинели
и ненавидели эту войну.
Вот и пришли повидаться с родными,
кости да кожа, ― покончив с войной,
передохнуть, ― но стоят перед ними
земские деятели стеной.
Как монументы. Понятно заранее ―
проповедь будет греметь свысока,
и благородное негодование
хлынет, не выдержав, с языка.
Их, расторопных, не ловят на слове,
как на горох боязливых язей, ―
так начинается битва сословий
и пораженье народных друзей.
Земец недолго щебечет героем ―
звякнули пламенные штыки,
встали напротив сомкнутым строем,
замерли заживо фронтовики.
Песни о родине льются и льются.
Надо ответное слово ― и вот
слово встает: «По врагам революцьи,
взво-од…»
Что же? Последняя песенка спета,
дальше команда: «Отставить!» ― как гром…
Кончилось лето. / Кончилось лето ―
в городе дует уже Октябрем.
1932