Корнилов Б. П.
«Под елью изнуренной и громоздкой…»

Под елью изнуренной и громоздкой,
что выросла, не плача ни о ком,
пеня кормили мякишем и соской,
парным голубоватым молоком.

Она как раз качалась на пригорке,
природе изумрудная свеча.
От мякиша избавленные корки
собака поедала клокоча.

Не признавала горести и скуки
младенчества животная пора.
Но ель упала, простирая руки,
погибла от пилы и топора.

Пушистую траву примяла около,
и ветер иглы начал развевать.
Потом собака старая подохла,
а я остался жить да поживать.

Я землю рыл,
      я тосковал в овине,

я голодал во сне и наяву,
но не уйду теперь на половине
и до конца как надо доживу.

И по чьему-то верному веленью ―
такого никогда не утаю ―
я своему большому поколенью
большое предпочтенье отдаю.

Прекрасные,
     тяжелые ребята, ―

кто не видал ― воочию взгляни, ―
они на промыслах Биби-Эйбата,
и на пучине Каспия они.

Звенящие и чистые, как стекла,
над ними ветер дует боевой…

Вот жалко только,
        что собака сдохла

и ель упала книзу головой.

1933