До всего, чем бывал/ взволнован,
Как пред смертью, мне дела/ нет.
Оправданья тут/ никакого:
Возраст зрелости ― сорок/ лет.
Обо всем сужу, как/ обычно,
Но в себя заглянуть/ боюсь,
Словно стал ко всему/ безразличным,
А, как прежде, во все/ суюсь.
Словно впрямь, заглянувши в/ бездну,
Вдруг я сник, навек/ удручен,
Словно впрямь, ― раз и я/ исчезну,
Смысла нет на земле ни в/ чем.
Это ― я. Хоть и это/ дико.
Так я жить не умел ни/ дня.
Видно, возраст, подкравшись/ тихо,
В эти мысли столкнул/ меня.
И в душе удивленья/ нету,
Словно в этом ― его/ права,
Словно с каждым бывает/ это
В сорок лет или в сорок/ два.
Нет, попозже приходит/ старость,
Да и сил у меня―/ вполне.
Знать, совсем не ее/ усталость
Прелесть дней заслонила/ мне.
Знать, не возраст ― извечный,/ тихий,
Усмиряющий страсти/ снег,
А все то же: твой лик/ безликий,
Твоя глотка, двадцатый/ век!
А все то же ― теперь до/ гроба.
Только глотка. Она/ одна.
Думал: небо, а это―/ небо,
Пасти черная/ глубина.
И в душе ни боли, ни/ гнева,
Хоть себя и стыдишься/ сам.
Память знает: за небом―/ небо,
Да ведь больше веришь/ глазам.
И молчит, не противясь/ даже,
Память, ― словно и вправду/ лжет…
Ну и ладно! Но давит/ тяжесть:
Видно, память, и смолкнув,/ жжет.
Ни к чему оно, жженье/ это,
Только снова во все/ суюсь.
И сужу. ― Хоть мне дела/ нету.
Хоть в себя заглянуть/ боюсь.
1968