КОНЕЦ ВЕКА
(ВСТУПЛЕНИЕ)
Мы живем на земле―/ нераздельной,/ усталой,/израненной.
Друг от друга страдая,/ нуждаясь хоть в капле тепла.
Я пишу не затем, чтоб свести/ свои счеты с Германией
И найти в ней причину/ всемирного/ вечного зла.
Всепрощение? / Нет. / Это слишком еще не история.
Это свежая рана,/ что в душах поныне жива,
В лагерях еще целы/ развалины крематориев,
В Бабьем Яре/ густая и жирная/ всходит трава.
Утешайся! / Не мы это ― немцы. / Минутку внимания!
Это так,/ только тут не отделаться/ прозвищем «Фриц»!
Это было с такими, как мы,/ рядом с нами,/ в Германии,
Здесь, на круглой планете,/ где нету природных границ.
Это все ― наша жизнь,/ где корысть/ прикрывают величием.
Где все нации спорят:/ земля не твоя, а моя.
Да опомнитесь, люди! / Что значат/ все ваши различия
Перед общим различием/ жизни и небытия!
ГЛАВА I
На восставший Париж/ наступают войска из Версаля.
Коммунары дерутся,/ но только их мало в строю…
Вот стихает пальба. / Баррикады последние пали.
Девятнадцатый век/ погружается в старость свою…
Свирепеют суды. / Что ж! / Парламент одобрит расстрелы.
Рукоплещет ― республика! / Все теперь начистоту.
Девятнадцатый век/ ощущает развитью пределы
И стреляет но тем,/ кто посмел перейти за черту…
Но прийти в равновесие/ вскорости все обещает.
Равновесие это/ он больше не даст разболтать.
Девятнадцатый век/ с голубыми мечтами кончает…
Он достиг своего. / Он о большем не хочет мечтать.
Да, парламент и хартии―/ к этому люди привыкли.
И границы сословий―/ от них уже нет ничего…
Век достиг своего. / Почему ж своего не достигли
Те, кто двигал его,/ защищал баррикады его?
Все названия лгут. / И мечты не найдут примененья.
Почему ж это так? / Где ж тернистый закончится/путь?
Или вправду история/ сводится вся/ к уравненью,
Где меняется вид,/ но вовек не меняется суть?
Век мечтал об одном. / Получилось, как видно, другое.
Но, не глядя на то,/ утопая в уютном житье,
Девятнадцатый век/ одного только хочет ― покоя
И глядит сквозь очки,/ сидя в кресле,/ как добрый рантье…
Любит он справедливость. / Но только не в натиске/бурном,
И сочувствует бедным. / Но все-таки счастлив вполне…
И ему представляется мир/ аккуратным,/культурным,
А природа прирученной―/ в людях самих и вовне…
Словно это не в жизни,/ а так,/ в идиллической пьесе:
Все дороги ― аллеи,/ иных не бывает путей…
И рождается сказка/ о добром/ приличном Прогрессе, ―
О присяжном слуге/ и заботливом друге людей.
Всюду правит Прогресс. / Все живут и разумно и чисто.
Как наука велит,/ удобрения вносятся в грунт…
Только бомбы зачем-то/ швыряют в царей нигилисты.
Ну, да это в России. / Там вечно холера иль бунт.
Там парламента нет. / И пока что вводить его/рано.
Азиатский народ… / Но настанут когда-нибудь дни ―
И прогресс просвещенья/ захватит и дикие страны,
И приятною жизнью/ тогда заживут и они…
Так освоенный мир/ улыбается нежно и мило.
Только время идет. / И в какие очки ни смотри,
Девятнадцатый век/ оттесняют свирепые силы
И, еще не раскрытые,/ точат его изнутри…
Еще сладкий дурман/ обвевает мозги человека.
Только страсти―/ живут. / В них судьба. / И ее не унять.
И жестокие правды/ другого ― двадцатого века
Проступают уже―/ хоть никто их не может понять…
Ну не так чтоб никто―/ разговоры про крах неминучий
Входят в быт все упорней,/ но как ни ораторствуй тут,
Все же трудно представить,/ какие/ сбираются тучи
Над цветущей Европой,/ где творчество,/ право/ и труд.
Как еще уважается мысль,/ воплощенная в слове…
Что бы ни было в ней,/ это «чистая область ума».
Словно наше мышленье/ не связано/ с голосом крови,
Словно в нем притаиться не может/ звериность и тьма…
Век свободы настал. / Будь свободным/ и в области быта.
Будь свободен во всем!.. / (Дым! / А вдруг от него/угоришь?..)
Доктор Фауст с любовницей/ ездит на воды открыто,
Маргариту любовник/ на месяц увозит в Париж.
Но от этих измен/ вдруг не вспыхнут кровавые войны,
Честь ничья не задета… / (при чем тут/ и что это ― честь?).
Это очень полезно,/ разумно/ и благопристойно.
В этом есть просвещенность/ и вместе естественность есть.
Это ― значит свобода. / (А может, тоска без исхода?)
Это точные знанья. / (Гормоны бунтуют в крови.)
Это дух исчезает/ и рушатся связи―/свобода!
А искусство уходит/ от смысла,/ от форм,/ от любви…
Только правда мгновенья. / Все стало доступно и/просто…
Лишь дежурной улыбкой/ глазам отвечают глаза.
Только женщину вскрыли/ жрецы полового вопроса.
Только женственность сводят,/ как сводят в Карпатах/леса.
Чтоб когда эта призрачность/ все же откроется чувству,
А устроенность жизни/ исчезнет в короткой борьбе,
Чтоб нигде и ни в чем:/ ни в семье,/ ни в любви,/ ни в искусстве ―
Человек не нашел ни себя,/ ни покоя себе.
А пока что Прогресс. / Все, что с ним,―/ человечно и свято.
Все идеи ― в почете… / И тоже идеям/верны,
Напрягая умы,/ колесят по земле дипломаты…
Самым чутким ушам/ уже слышится смех сатаны.
Он смеется не зря. / Мы теперь это знаем, к несчастью.
Дурь настолько окрепнет,/ что разум предаст человек.
Выражаться научно/ научатся темные страсти…
Но об этом не знает еще/ девятнадцатый век.
Он уверен в себе. / Добродушно встречает он годы,
Всем желая успеха/ и в трубы Прогресса трубя…
Добрый толстый рантье,/ приручивший стихии природы!
Что ты знаешь о них? / Еще меньше ты знаешь―/себя.
ГЛАВА II
Все о мертвой воде. / А нельзя ли/ про воду живую?
Не у всех ведь душа/ умиленья и страха/полна.
Социал-демократия/ в ритме другом/существует,
Ибо поступь истории/ чувствует только она.
Есть научное зренье. / Его ей ничто не затмило.
Будет братство рабочих,/ придет,/ нищету истребя…
А терзания духа―/ агония старого мира.
Пессимизм ― это он. / Это он,/ как он видит себя.
Он уверен, что близится хаос… / Но ей-то понятно,
Что не хаоса―/ творческой бури/ слышны голоса.
Да! Ему это страшно. / Но ей это/ только приятно ―
Это ветер истории/ дует в ее паруса.
Но довольство вползает/ в квартиры рабочих,/ как мебель.
И во многих квартирах/ в почетном углу на стене
Два портрета висят. / Оба «унзере». / Кайзер унд Бебель.
Друг на друга глядят/ и скучают вдвоем в тишине.
Что ж! / Забавная глупость. / К ним буря еще подберется.
Но терпенье! / К нему/ непрерывно взывают вожди.
Чем не райская жизнь? / Верить в цель… / рваться к цели…/ бороться…
А последний рывок/ ощущать далеко впереди.
Мирно движется век. / Происходят в рейхстаге дебаты,
Уясняются истины,/ жить без которых нельзя.
И на месте законном/ шумят/социал-демократы,
Возраженья внося/ И гармонию тоже внося…
… Это ― времени дух. / Все культурно. / Пока―/нетревожно…
Где им взяться,/ тревогам. / Устойчиво чист небосвод…
Младший Либкнехт пугает войной. / Но война―/невозможна.
Как теперь воевать,/ если есть на земле пулемет?!
Дипломаты скандалят. / Но вряд ли им хочется драться.
Это бред. / А найдутся безумцы―/ и то не беда.
Социал-демократия―/ воля рабочего братства ―
По природе своей/ не допустит войны/никогда.
Это вера и смысл. / И по-прежнему лозунги/броски.
Но взрослеют вожди,/ и глаза им не застит туман.
Понимает все явственней/ нужды империи Носке.
Государственный такт/ проявляет Филипп Шейдеман.
Это страсти кипят. / Незаметней они,/ и исконней,
И хитрей, чем идеи… / Да, братство! / Конечно! / Но все ж ―
Надо честно сказать―/ у Германии мало колоний.
По своей доброте/ опоздала она на дележ.
Доброта ― это слабость немецкая. / Сколько ― о Боже, ―
Неудач, поражений,стыда/ натерпелись мы с ней…
Между прочим,/ рабочим/ колонии выгодны тоже:
Чем беднее страна,тем живут они тоже бедней.
Это стыдные мысли:/ всемирно рабочее дело.
Но такой нынче воздух. / Попробуй прожить не дыша…
Нет! Идеи все те же. / Лишь помнить о них надоело,
Словно жаждет разминки/ забредшая в дебри душа.
Словно хочется мыслить, как люди,/ уйти из-под власти
Схем всеобщего счастья. / Упиться полетом минут.
Нет! Идеи на месте… / Но ими не заняты страсти ―
Страсти жаждут свободы,/ и жвачку они не жуют.
Страсти жаждут свободы/ и мысль побеждают упрямо.
Пусть устои трещат,/ но страшнее/ банальность судьбы.
Бога нет―/ и пускай. / Раздеваются весело дамы.
Футуристы вопят,/ и кубисты рисуют кубы.
Это «Я» проявляется. / «Я» без границы и цели.
«Я» без формы и смысла. / Какое и в чем―/ все равно.
Нету взлета ― в паденье. / Любовь не дается―/ в борделе.
В воровстве и в художестве/ выхода ищет оно.
Жажда творчества… / Творчество… / Творчества! ―/ всем его/мало.
Будет битва за творчество―/ так этой жаждой полны…
Всюду творческий дух… / Чутко дремлют в штабах/генералы
И, скучая без творчества,/ ждут объявленья войны…
Только ждать им недолго… / Обиды все гуще теснятся…
Есть еще осторожность,/ но страсти плотину прорвут…
И тогда отдадут/ все орудья/ обиженных наций?
Человеческой глупости/ четырехлетний салют.
И тогда заорут. / И возникнут орущие братства:
На Берлин!
/ На Париж! / В освежающий гром канонад…
Кто оратор ― спроси. / Все смешалось. / Нельзя/разобраться.
Декадент? / Монархист? / Либерал?/ Социал-демократ?
Все уставшие «Я» успокоились. / Все ― патриоты.
Сметены тупики. / Жизнь ясна,/ и природа ясна,
Необъятные личности/ жаждут построиться в роты…
Кто оратор? ― спроси. / Все равно. / Ни к чему имена.
Он из братства орущих,/ готовых под пули по знаку,
Он в толпе растворен. / Но на время. / В назначенный срок
Пред таким же, как он,/ человеком,/ идущим в атаку,
Перед смертью своей/ он окажется вновь/одинок.
Будет воздух синей, чем всегда,/ будет небо бездонней,
И покуда совсем для него/ этот свет не погас,
Будет глупо звучать:/ «У Германии мало колоний».
И нелепо звучать―/ «Незажившая рана ― Эльзас».
…………………………………………
Век культуры идет. / Век свободы и доброго света.
Власть гуманных идей,/ о которой мечтали давно.
И рантье надевает очки. / Он читает газету.
«Фигаро» или «Форвертс» читает. / Не все ли равно?
1961