ЭЛЕГИЯ XXV
Желание мое к концу уже пришло:
Отраду сладких чувств мне счастье принесло.
Старание мое я зрю небесполезно,
Уже сокровище я получил любезно.
В каком восторге был я в тот дражайший час!
Когда услышал я приятнейший сей глас:
«Мой свет, се отдаю тебе я сердце верно,
Ты только лишь меня люби нелицемерно».
Когда к ушам моим сей голос прилетел,
Взыграла кровь во мне, и в сердце жар вскипел.
Восчувствовал мой дух веселье несказанно,
Воображала мысль мне радость непрестанно.
Тут мыслей я не мог рассеянных собрать,
Не доставало слов любезной отвечать;
Спешил обнять ее и целовал стократно
Прекрасное лице, прелестно и приятно.
Тут речи были мне ненужны и слова,
Что видима была ей радость такова
В играющих глазах и пляшущих всечасно,
Всё было на лице, всё можно видеть ясно.
Где вместо языка глаза служили мне,
О радости моей давали знать оне,
Мгновения сего толь нежность несказанна,
Что нет пера, каким быть может начертанна.
Не можно изъяснить в час вожделенный он,
Забвение ль, иль сласть, или сладчайший сон,
В котором мысли, дух и сердце утопало,
Опомнившись потом, так сладость ощущало,
Как путник улучит прохладу и покой,
В несносные жары томясь и в летний зной,
Под тенью древ густых, где зе́фир тихий веет,
Где сладко по трудах прибежище имеет, ―
И дух и члены вдруг спокоит он свои,
Где близ его журчат прохладные ручьи.
Натура, на его томление склоняясь,
С ручьями, с тенью древ и с ветром соглашаясь,
Во утомленный дух его прохладу льет;
Сон сладкий наводя ему, ключ шумный бьет.
Взвевает там власы его зефир смиренный,
Лежит в густой траве, натурой усыпленный,
И тень прохладная лице его студит,
Спокойный шум древес уснуть ему велит.
Коль сладко путник там уставши почивает,
Толь нежно сердце мне драгая услаждает!
Отрады для меня на свете большей нет,
И се то роскошью в подсолнечной слывет.