Старожилы, наверное, знают,
Как случилось, что монастырь
Пансионом теперь называют,
Как песчаного берега ширь
Стала пляжем, и как отдыхая
В Моэлане, художник Гоген
Наготой таитянского рая
Соблазнил целомудрие стен.
«Этот каменный коридор
Назывался когда-то трапезной.
Посмотрите, мадам, на узор
Оконной решетки железной.
Обратите вниманье на шкаф
Деревянной резной скульптуры.
Как забавны эти амуры!»
И головы вверх задрав,
Супруги хвалили прилежно
Шедевры и хлам старины,
Все, чем восхищаться должны
И что хвалить неизбежно.
«А это сны о Таити.
Это Гоген писал.
Налево ― Ван-Гог, взгляните.
В Моэлане он тоже бывал.
Моэлан ― это символ веры.
Школа дерзости. С давних пор
В Моэлане пишут пленэры
Всем традициям наперекор».
Он был почти, как пророк,
Вдохновенно на даму глядя,
Голый, в трусиках, паренек.
Но сказала художнику Надя
С достоинством и тоской:
«В Москве такого Ван-Гога
У папы на Поварской
Висело довольно много».
Художник ответил: «О-о!»
И что это «о-о!» означало,
Наверно, не понял никто.
Но всем неудобно стало.
Скульптор шепнул: «А ты, Роже,
Не в дураках ли уже?»