
Шоколадное дерево праздника слабой фольгой шелестит.
Отзвенел патриот, возвратился домой постояльцем.
Что за сладость растаять, прильнуть к обескровленным пальцам,
что за липкие дни! ― и о чем очевидец грустит?
Клейкой ― как говорится о зелени мая,
будто правда приклеенной птичьим полетом к стволам, ―
клейкой зеленью, значит, но с голубизной пополам
праздник полит обильно, и толпы текут, омывая
исполинские ноги с угрюмым упором ступней.
Как шевелятся пальцы ― и люди снуют между ними ―
кто по ногтю скользит, кто с колена сползает… Пустыми
всех обводит глазницами вышняя груда камней.
Что же грустен стоит очевидец в сторонке?
Шоколадное дерево праздника плавится, тает над ним…
Вот оркестр полковой прошагал пауком площадным,
но еще напряженно дрожат барабанного дня перепонки.
Май 1973
Отзвенел патриот, возвратился домой постояльцем.
Что за сладость растаять, прильнуть к обескровленным пальцам,
что за липкие дни! ― и о чем очевидец грустит?
Клейкой ― как говорится о зелени мая,
будто правда приклеенной птичьим полетом к стволам, ―
клейкой зеленью, значит, но с голубизной пополам
праздник полит обильно, и толпы текут, омывая
исполинские ноги с угрюмым упором ступней.
Как шевелятся пальцы ― и люди снуют между ними ―
кто по ногтю скользит, кто с колена сползает… Пустыми
всех обводит глазницами вышняя груда камней.
Что же грустен стоит очевидец в сторонке?
Шоколадное дерево праздника плавится, тает над ним…
Вот оркестр полковой прошагал пауком площадным,
но еще напряженно дрожат барабанного дня перепонки.
Май 1973