Под взглядом звезд, безжизненно прекрасных.
Ни горю, ни мечтам не устоять.
Летят часы, земному непричастны,
А море вдалеке поет, как мать.
Камней ночного города пугаясь,
В сей поздний час луна не золотит.
И в утлый сумрак, медленно сдвигаясь.
Дома отчаливают, как ладьи.
Как к невозвратной горестной дороге
Далекий колокол звонит в ночи
(В ушах не умолкает звон глубокий
О тонущих и отплывающих).
Но мрак плывет, лазурь растет и крепнет.
Пустынно и спокойно веселясь.
Неверный ветер ветки мнет и треплет.
Неузнаваемая спит земля.
О, сколько чаек вьется с резким криком
Над редким лесом телеграфных мачт,
Сливая вместе вопли воли дикой
И тонких проводов счастливый плач.
Скупые дни, расценены давно вы!
Мне жизнь ― соперница, не кесарь, не судья.
Над новым днем встает с улыбкой новой
Моя розовоперстая судьба.
Пустыми улицами в девственном рассвете
Иду вперед, как первый назарей,
И ангел каменный с масличной серой ветвью
Меня встречает в утренней заре.
На землю опускаются широко
Невспугиваемые небеса.
Дома горят, в огне пылают стекла,
И первый луч во взгляде, как слеза.
1929
Ни горю, ни мечтам не устоять.
Летят часы, земному непричастны,
А море вдалеке поет, как мать.
Камней ночного города пугаясь,
В сей поздний час луна не золотит.
И в утлый сумрак, медленно сдвигаясь.
Дома отчаливают, как ладьи.
Как к невозвратной горестной дороге
Далекий колокол звонит в ночи
(В ушах не умолкает звон глубокий
О тонущих и отплывающих).
Но мрак плывет, лазурь растет и крепнет.
Пустынно и спокойно веселясь.
Неверный ветер ветки мнет и треплет.
Неузнаваемая спит земля.
О, сколько чаек вьется с резким криком
Над редким лесом телеграфных мачт,
Сливая вместе вопли воли дикой
И тонких проводов счастливый плач.
Скупые дни, расценены давно вы!
Мне жизнь ― соперница, не кесарь, не судья.
Над новым днем встает с улыбкой новой
Моя розовоперстая судьба.
Пустыми улицами в девственном рассвете
Иду вперед, как первый назарей,
И ангел каменный с масличной серой ветвью
Меня встречает в утренней заре.
На землю опускаются широко
Невспугиваемые небеса.
Дома горят, в огне пылают стекла,
И первый луч во взгляде, как слеза.
1929
