Если ты меня первой окликнешь сама
с Элизийского, может так статься, холма,
я к тебе поспешу из бедлама.
В мире не воцерковлена, не крещена ―
я взгляну тебе прямо в зрачки ― прощена?
Прощена, но как прежде, упряма.
«Да и в чем было каяться мне, подскажи,
Разве в том, что твоей прикоснулась души
и царапнула, точно известку.
Воробьиною ночью пришла на балкон,
потому что подумала ― если влюблен,
ну возьмешь, разомнешь папиросу»…
Мглисто-розовых вспышек расшепленный свет.
Словно нашим сердцам уже тысяча лет,
только всё еще внове:
и волнистой сирени под окнами топь,
и окатных жемчужин тревожная дробь,
вдруг рассыпанных в слове.