Сумерки ― 1980
Серафим-шестикрыл, подрумянены перья,
над заснеженной темной землей.
Сладко сердце сжимается от суеверья,
мы уже не вольны над собой.
В предуказанный час… на условные явки…
пробираемся… душно губам.
Над филевским подлеском покровская главка
подновленно мерещится нам.
Говорят, что по гребни ее костяные
олимпиец с концертным мешком,
разминаясь, придет ― времена ведь такие.
Так что лучше бочком да тишком.
… Прободавшая было железную стену,
полугостья невиданных стран
завороженно шепчешь про нежную Вену,
про овечий табун-океан.
Но не надо про то, как тебя обнимали,
не заметив, что ты не жилец
среди них… про блазнящие роскошью дали…
Я люблю их как первый скворец.
У пивного киоска толкутся пьянчуги.
Нам и тут хорошо: не спеша,
под терновый венец ― из телесной лачуги
бесприданно выходит душа.
1981