В цепких гирляндах глициний
бел ливадийский дворец,
Особи лавров и пиний
возле татарских крылец
словно забыли с владельцем
свой погребальный союз.
Лишь студенистые тельца
прямо на гальку медуз
понта Эвксинского качка
бросила в йодистый зной.
Это темна, как болячка
на локотке у родной,
роза в скорлупчатой чаще,
стриженой по окаем…
И августейшее ― слаще
в смертном обличье своем.