3.
Возле виллы Ро́де, не то Роде́,
аварийной виллы, где все возможно,
где сам Гришка бил у гетер биде, ―
мы гуляли неосторожно.
Там, казалось, призраки зажились,
даже не замечая это.
Ты была в панаме и юбке из
бархатисто-складчатого вельвета.
Разгоралась зелень, глаза рябя.
Голоса терялись в грачином гаме.
Так боялся я, что, обняв тебя,
превращу тебя в драгоценный камень,
в чьей прозрачной тверди ища исход,
будет биться сердце твое, родная,
как сама форель в териокский лед,
изумрудный лед середины мая.
Сигаретной гильзки у губ огонь.
Под глазами тень соловьиных крылок.
Положи, как ночью, свою ладонь,
шевеля перстами, на мой затылок.
Знать, нашелся лишний глоток на дне,
раз напомнил тающий смех о стае
птах, вернувшихся по весне.
Только чтобы впредь не казалось мне,
что едва нашел ― как уже теряю.
23.5. 79