Голубела весна и по-летнему крепла.
Перейдя второпях нерешительный март.
Начинаясь, Мессина империй и пепла
Колебала расплывчатый желтый штандарт.
… И всегда, за барьером зеленых акаций.
Пухловатой рукой подрезая ростки,
Короли проплывали, как лед навигаций,
Ноздреватый от ветра, тепла и тоски.
И покорно теряя дворцы и короны.
Разводили ершей в деревенской глуши.
Где на голых деревьях кричали вороны
И дымились шершавые шалаши.
Где рыжели, ржавея, осенние рощи,
Как гербы на решетках дворцовых оград.
Где, казалось, что жить ― и грустнее, и проще,
И еще невозможней ― вернуться назад…
И когда, растрясясь на мужицкой телеге,
Привозил заговорщик помятый пакет ―
На всеподданнейшее – о побеге ―
Короли отвечали ― «нет».
Перейдя второпях нерешительный март.
Начинаясь, Мессина империй и пепла
Колебала расплывчатый желтый штандарт.
… И всегда, за барьером зеленых акаций.
Пухловатой рукой подрезая ростки,
Короли проплывали, как лед навигаций,
Ноздреватый от ветра, тепла и тоски.
И покорно теряя дворцы и короны.
Разводили ершей в деревенской глуши.
Где на голых деревьях кричали вороны
И дымились шершавые шалаши.
Где рыжели, ржавея, осенние рощи,
Как гербы на решетках дворцовых оград.
Где, казалось, что жить ― и грустнее, и проще,
И еще невозможней ― вернуться назад…
И когда, растрясясь на мужицкой телеге,
Привозил заговорщик помятый пакет ―
На всеподданнейшее – о побеге ―
Короли отвечали ― «нет».