
Пронзены половецкими стрелами русские сны,
Мы живём или после войны или перед войной,
За собой никакой мы не знаем вины, потому и сильны, ―
За чужою виной как за каменной, видно, стеной.
Но я ― выродок, я со стеною воюю во сне,
Мне чужая вина не защита, на то есть Покров.
Да и днём предо мною кирпич. Что сказать о стене,
Ржавым цветом похожей на окаменелую кровь?
Где стихи про любовь? Всё рифмую войну и вину,
Я устала сама от себя. Я достану шпагат,
Сплошняком снизу доверху туго его натяну
И пущу по нему вифлеемских кровей виноград.
Виноградный побег, оскуделый за столько эпох,
Всё ж неплох, он прикроет кирпич, успокоит мой сон,
И тебя возвернёт, и расслабит мой выдох и вдох, ―
И придёшь, и возлюбишь, и выключу я телефон.
Ты увидишь, как вспыхнут зрачки виноградным огнём,
И забудемся мы, и забудем, в каком полусне
И когда мы живём, до войны или после живём,
И какая вина замурована в этой стене.
1983
Мы живём или после войны или перед войной,
За собой никакой мы не знаем вины, потому и сильны, ―
За чужою виной как за каменной, видно, стеной.
Но я ― выродок, я со стеною воюю во сне,
Мне чужая вина не защита, на то есть Покров.
Да и днём предо мною кирпич. Что сказать о стене,
Ржавым цветом похожей на окаменелую кровь?
Где стихи про любовь? Всё рифмую войну и вину,
Я устала сама от себя. Я достану шпагат,
Сплошняком снизу доверху туго его натяну
И пущу по нему вифлеемских кровей виноград.
Виноградный побег, оскуделый за столько эпох,
Всё ж неплох, он прикроет кирпич, успокоит мой сон,
И тебя возвернёт, и расслабит мой выдох и вдох, ―
И придёшь, и возлюбишь, и выключу я телефон.
Ты увидишь, как вспыхнут зрачки виноградным огнём,
И забудемся мы, и забудем, в каком полусне
И когда мы живём, до войны или после живём,
И какая вина замурована в этой стене.
1983