Когда я был зеленым лопухом,
Ко мне пришла тяжелая улитка
И ползала и щекотала листья,
А наверху синело небо
В кольчужных круглых богатырских тучах,
И по дорожке шли богатыри,
Перемещая алые рубахи
Среди холодной зелени берез.
Они топтали белую дорогу
Старинными большими сапогами,
Они качали на тяжелых бедрах
Крыжатные и тусклые мечи,
Они болтали всяческую кривду
Про нашу землю, крапленную кровью,
Из коей я возник среди крапивы ―
Могучий русский молодой лопух.
Улитки шли холодным скользким строем.
Улитки шли, похабно выгибаясь,
И между ними медленно шагали,
Рубахами горя, богатыри.
Она была в то время несравненна,
Многочудесна, копьями томима,
Укрыта хмелем, мхом и повиликой ―
Неведомая русская земля.
Она неслась от моря и до моря
Осенним ливнем, синею фатою,
Великоствольем красногрудых сосен,
Построенных у гробовых озер.
Ходили мужики в портках холщовых,
Скакали конники в квадратных бронях,
Летели пчелы в золотых уборах,
Отец Перун сидел у черных изб.
Он целовался при медовом свете,
Исполненный полунощной истомой
Луны столетий, а потом тоскливо,
Кобенясь, приходил к своей жене.
Она ему давала оплеухи,
Ни больше и ни меньше, чем случалось
Схватить седому Одину, который
Германцев вел в славянские края.
То были боги, чистые душою,
Неукротимые, в тяжелогрудой броне.
Они друг друга били благородно
Между широким Неманом и Вислой.
Одна корысть летела между ними,
Одна корысть ― кто больше сеет смерть.
Я восходил, седой при Святославе,
От моря и до моря простираясь,
Ночным германцам преграждая путь.
Зачем богатыри твердят несытно,
Что слишком мягок мудрый князь Владимир,
Что неизбывна русская земля.
Я говорю вам, маленькие люди:
Хватайте ночи, распахните зори,
Качайте колокол усталых звезд.
Земля гороха, хмеля, повилики
Опять летит, побитая копытом,
Опять встает, великая и злая,
Над Доном и над Волгой слюдяной.
Щеглом свистя, восходит пар сосновый,
Болото дышит, запевают листья.
Священная и добрая, возникла
Над ними святорусская земля.
Живи еще хоть сотню лет, товарищ,
Все те же будут плакаться березы,
Все те же будут оплывать болота,
И голос девок ие умчится вспять.
Они идут, три витязя железных:
По рыжему, как башни, краснолесью,
По рекам из отборной древней стали,
По черноземным громовым полям.
Потом пришли курдючные татары,
Потом взошли монгольские созвездья.
Потом рванул над нашей мягкой речью
Пустынный тюркский ветровой язык.
Уже не надо Дон черпать шеломом,
Уже не надо рать кидать по склонам,
Уже не надо по степям зеленым
Тоску людей считать за речью речь.
Ты все одна ― высокая, как небо,
Ты мне нужнее и теплее хлеба
И над тобой крестовый русский меч.
Когда я был зеленым лопухом,
Я окружал спокойный ветхий дом,
Я песню мчал от края и до края.
Теперь я очень точно вспоминаю.
О, русская земля, как прежде, ты
Над Доном и над Волгою колышешь
Твои тугие белые холсты,
Соломенные солнечные крыши!
Я поднимаю огневой стакан,
Наполненный ребристой русской водкой,
За нашу землю, крапленную кровью,
За землю тучеходных корпусов,
За гром и свет, за русский мягкий волос,
За мертвецов от севера до юга,
За горе горькое и за туман вечерний,
За лопухи и посвист богатырский,
За всю сумятицу, неразбериху,
Да будет имя им ― Российская земля!
1943 ― 1945