Кондо-озеро,
Кондо-озеро,/ ширь тревожная,
На отцовскую землю/ положенная.
С моря Белого/ журавли летят,
К морю Черному/ журавли трубят.
Снова тянется/ песня вечная,
Перелета нить/ бесконечная.
В небе/ древний клич/ уходящих стай.
Уплывает путь/ за верстой/ верста.
Сердце птичье томит/ даль безумная,
Пелена морей/ многошумная.
Что же,/ карта какая/ мне выпадет,
И какая дорога/ выведет?
Все, что рвется,/ как гром,/ в журавлиной груди,
Жадно вторит тому,/ что лежит впереди
Влажным маревом,/ сонной дымкою,
Непонятной для нас/ невидимкою.
А в сыром бору/ темный гул/ стоит.
Двухсотлетний бор/ сердце тайн/ таит.
Все, что бродит в земле,/ все, что дышит в земле,
Он выносит к небу/ в седом стволе.
Слушай, милая,/ ты взошла/ из земли,
Будет жизнь твоя/ сметена/ с земли.
Но вовек не уложится/ в небытие
Кондо-озеро синее―/ сердце твое.
Ибо мир целиком/ умещается в нем ―
В нежном сердце,/ налитом осенним огнем…
В тех пустотах,/ где меркнет последний свет,
Для тревожного сердца/ границы нет.
И оно утверждает,/ как высшая власть,
Вечность жизни,/ простор ее,/ силу/ и страсть.
Все березы стоят,/ завороженные,
Листья кровью кружат,/ на смерть брошенные.
Осень, осень,/ червонный летучий лист.
Синева ледяная,/ синичий свист.
Дикий камень гранит,/ что на зорях звенит.
Пни, болота, мхи,/ рыжих туч верхи.
Жизнь с тобою,/ Север,/ не пройдена ―
Богатырская/ моя родина.
Там,/ где вьются/ дороги нехоженые,
Там,/ где сердце России/ положено,
В земляном сундуке/ чернокованом,
До конца еще/ не откопанном.
Столько звезд/ в нем сокрыто/ до времени ―
Млечный Путь/ не выдержит/ бремени.
В мире/ я не слыхал/ такой тишины.
И Россия/ заслушалась/ у волны.
В первом утреннем инее/ нежит ее
Кондо-озеро синее―/ сердце твое.
4 июня 1956