Гребец остающимся цельным веслом
Стал волны сильней рассекать напролом,
И все его тело трещало,
И сердце в горячечной, трепетной дрожи дрожало.
Ударом поток
Сломал вдруг руль и повлек
Его, как жалкое лохмотье, в море.
И окна жилищ над рекой,
Глядящие с жуткой тоской,
И башни с часами, как темные вдовы,
Над нею стоящие, прямы, суровы,
Смотрели в упор на него,
Безумца, который упорно ― зачем, для чего! ―
Свой путь продолжал безумный.
А та, что его звала, окликала,
Вопила, вопила и все не смолкала,
И, вытянув шею, с усильем в безвестный простор порывалась,
И в ужасе вся надрывалась.
Гребец же, как будто литой из металла,
Средь бури, что вкруг клокотала,
Стоял и своим уцелевшим веслом
Все греб напролом.
И старческим взорам его воспаленным
Казался далекий простор освещенным,
Оттуда все голос к нему доносился
И жалобно в душу просился.
Сломалось второе весло,
Теченьем его унесло,
Как жалкую соломинку, в море.
И он, истомленный, упал на скамью,
Почувствовав горько разбитость свою.
Теченьем его подхватило,
Назад оглянулся, ― напрасно растрачены силы,
От берега он не отчалил ладью.
И окна, и башни с часами
Глядели большими пустыми глазами
На гибель усилий, поверженных в прах.
Но дух был упорен его,
И он сохранил, ― знает Бог, накогда, для чего, ―
Тростинку зеленую, сжатую крепко в зубах.