МЕСТЬ
Царь в Новодевичий послал монастырь
К игуменье, бывшей царице.
Врывается в келью покинутый мир.
Приказ ей: к Борису явиться.
Монахиню-гостью при тусклой свече
Встречают Борис и Мария.
Царь в скромном кафтане, царица в парче.
Что скажут слова роковые?
Под благословенье подходят. «На нас,
Мать Марфа, не держишь ты злобы?»
― Мирское отвергла я в пострига час
И мне недалеко до гроба.
Садятся, заводят степенную речь
Про службы, посты, прегрешенья.
Но нужно Борису врасплох подстеречь
Угрозу и тайну решенья.
«Воскрес, слышь, твой Дмитрий? Чай, рада тайком
И хочешь признать самозванца!»
На бледных щеках под ее клобуком
Огонь загорелся румянца,
«Ну, что ж ты молчишь? Иль не умер твой сын!»
И в голосе тихом ― угрозы.
Чуть слышно в ответ: «Знает Бог то один!»
Сдержала усилием слезы.
И смолкла и стала смиренно немой
Под крики царицы и визги.
А в сердце тоска: «Митя, мальчик ты мой!
Забуду ли крови брызги?»
«Иль думаешь впрямь ты, что жив еще он?»
Жуть холода, мщение близко.
«Ну, что же, знай правду: его Симеон
От псов твоих спас, Бориско!»
Царица Мария схватила свечу:
«Спалю твои подлые очи!»
Царь вырвал свечу. Мрак. И чей это ― чу, ―
Чей смех это тихий средь ночи?