ДРУГУ ИЛЬЕ ИЛЬИЧУ
Илья Ильич! Поволь, пока еще я смею
Гордиться дружбою высокою твоею,
Позволь воспеть звезду всходящую твою!
Покинешь скоро ты друзей своих семью
И потеряешься для них в сиянье света,
Недосягаемом для бедного поэта!
Позволь мне хоть сказать, как я люблю тебя,
Как мил ты мне, когда, гаванский дым клубя,
Прихлебывая, пьешь ликер ты благовонный
Иль сельтерской водой клико остепененный;
И в этот сладкий час, между еды и карт,
В бюрократический приходишь ты азарт,
И перестроивать, с верхов до основанья,
Все заново начнешь общественное зданье!
О, как мы слушаем! Как наш ученый Шмит ―
Сей нигилистов бич ― от счастия пыхтит!
А юный правовед ― сей баловень фортуны, ―
Как будто ловит он речей твоих перуны
И прячет их в карман, чтоб ими, может быть,
В бумагах деловых эффектно погромить!
А Петр Петрович! Тит Фомич! И я-то, грешный, ―
Мы таем, учимся, и ― верь ― не безуспешно!
Какие новые пружины и винты
В гражданский механизм искусно вводишь ты!
Какой из рук твоих, в жизнь дикого народа,
Ручной голубкою влетела бы свобода!
Я слушаю, лежу спокойно на софе
И вижу, что и я, в особенной графе,
В теории твоей стою, и так же точно
Все ― пирамидою, осмысленно и прочно
Сложились шестьдесят мильонов русских душ!
И как мы все цветем! О, богом данный муж!
У всех одна лишь мысль, все трудимся мы вместе,
Чтоб всё, что ты завел, стояло век на месте.
Не только старики, ― ты счастьем всех смирил,
Всех! Даже молодежь ты так переродил,
Что исчезает в ней уж в школе пыл и ярость,
И прыгает она из детства прямо в старость…
Мне даже кажется, что стали наезжать
Уж немцы к нам в твое созданье изучать,
Дивясь, какой судьбой на «свинской» почве русской
Вдруг стало пахнуть все идиллией французской!
Конечно, иногда меня смущает тут
Одно сомнение: народец русский ― плут!
Не спорит никогда, но всюду ― как по стачке,
Как в яму спустит вдруг, глядишь, поодиначке,
Созданья лучшие ученейших голов.
И как ты ни пиши, что с ним ни трать ты слов, ―
Он от тебя бежит под сень родного мрака,
Как от немецкого намордника собака!
Но ты ― ты сладишь с ним… вот только б проложить
Тебе тропинку-то!.. Вот только б обратить
Вниманье. знаешь… там!.. Лишь там бы захотели
Понять твои мечты, способности и цели!
Тогда б ты сладил, да! Ведь ты не то, что был,
Ну, хоть твой папенька!.. Ах, вижу, рассмешил
Тебя сравненьем я! Хохочешь?.. Слава богу!
Мне лестно! очень! да!.. Вспадет же на язык!
Вот в самом деле был забавный-то старик!
Полжизни на плацу вытягивал он ногу,
Был губернатором, здесь чем-то управлял…
Застегнут, вытянут, каким-то дикобразом
Старался выступать, ― казалось, съест вот разом!
Пугать всегда хотел ― и вовсе не пугал!
В нем, знаешь, не было ― руководящей нити…
А ты ― учтив всегда, без этой лишней прыти,
И, не поморщив бровь, сгоняешь со двора
Без объяснения, лишь почерком пера,
Всех этих практиков и самоук несчастных,
С великой мыслию твоею несогласных!
Не слушаешь мольбы ни жен их, ни детей…
А папенька? Смешно и вспомнить-то, ей-ей!
Воришку мелкого, на сотенном окладе,
Бывало, призовет, кричит, сам весь в надсаде,
Раздавит, кажется… Ан смотришь, покричит ―
И сам расплачется, да тут же и простит!
Закона ― не любил! Его боялся даже,
Всегда в нем видел то, против чего на страже
Быть должно всякому, и, встретясь с ним в пути,
С ним только вежливость старался соблюсти…
Вот в чем все горе-то! В мундир весь век родился,
Но сквозь мундир его халат всегда сквозился!
Вот ты, ― так и в пальто, без звезд и без крестов,
А точно, кажется (я, впрочем, это слышал,
От маменьки твоей), на свет в мундире вышел!
Конечно, память твой папа́ у стариков
Оставил добрую, ― и ставят пред иконы
И нынче за него свечу; но, милый мой,
Тебя благословят ― не тот и не другой,
Не Прохор, не Кузьма, не Сидор ― а мильоны!
И пусть кричат слепцы: ты деспот! ты тиран!
Не слушай! Это толк распущенных славян,
Привыкших к милостям и грозам деспотизма!
Тиран ты ― но какой? Тиран либерализма!
А с этим можешь ты ― не только всё ломать,
Не только что в лицо истории плевать,
Но, тиская под пресс свободы, ― половину
Всего живущего послать на гильотину!
1861,